– Почему вы оберегаете свою личную жизнь? Откуда такое нежелание публичности?

– Не знаю. Наверное, все хотят быть публичными. Я вижу вокруг себя людей, и все от мала до велика стремятся быть на виду. Соцсети сегодня это позволяют. А я не хочу. Мне кажется, все это выливается в демонстрацию того, какой я умный, добрый, образованный, разбирающийся в том или ином вопросе. Хотя многих действительно интересно читать. Это тоже отрицать невозможно.

– Я нашла вас в фейсбуке, ваш аккаунт, мягко скажем, вялый. Зачем он вам?

– Не могу объяснить причину, зачем я зарегистрировался. Ну, наверное, надо было хотя бы попробовать. Есть многие вещи, которые объяснить сложно. Никогда раньше в соцсетях не присутствовал, это не моя история. Вообще не моя. Вместе с тем я понимаю людей, которые через фейсбук пытаются себя или свое дело куда-либо двигать. Это нормальное явление. Зная свой круг, доносить до него ту или иную информацию намного
эффективнее, чем какие-то иные способы. Да, это неплохой инструмент для бизнеса. Но мне он не нужен.

– А дочерям разрешаете?

– Я противник того, чтобы до определенного возраста человек висел там без ограничений. Соцсети – это огромная воронка, которая засасывает человека, крадет у него время, имитирует дружбу. Дети не способны контролировать эти процессы. Они не знают, плохой или хороший человек постучался к ним друзья. Они не имеют защиты. У нас в семье не было принято смотреть телевизор. Потому что он тоже крадет время. Можно выделить полчаса в день или пару часов в неделю. Но ведь сейчас и телевизор не нужен, какой смысл его смотреть, если все есть в личном гаджете? В результате на детей обрушивается шквал самой разной
информации, они быстро взрослеют.

– А вы рано повзрослели?

– Я – нет.

– В 22 года вы уже занимались бизнесом, ведь так?

– Да.

– К этому моменту вы были взрослым человеком?

– Нет, не был. Но считал себя таковым.

– А во сколько и в связи с чем повзрослели?

– Годам, наверное, к тридцати. У меня появилась семья, в 2005 году родилась Майя. Думаю, рождение дочери и заставило меня стать взрослым. Вы знаете, женщины взрослеют раньше. Мужчине для этого нужен толчок. Для меня таким двигателем стала жена.

– А сколько человек у вас работало на тот момент?

– Ну, может быть, человек 400. В том-то и дело. Начало более или менее осознанной жизни целиком связано с Мариной. Происходил ряд разных событий, и она в какой-то момент сказала: «Саша, а что будет, если что-то пойдет не так? Что будет с нами? Ты вообще понимаешь, что ты до сих пор ведешь себя так, как будто нас нет». После рождения Майи я стал думать)) А до этого не думал вообще))

– Ваш первый бизнес – это Саткинский хлебокомбинат, правильно?

– Нет, на самом деле первый мой бизнес был связан со старшим братом. Это было в 90-х. Он уволился из научно-исследовательского института, где был инженером и работал над системами навигации для взлетно-посадочной полосы на авианесущих кораблях. Зарплату, как и все, имел очень небольшую, зато шикарное образование и светлые мозги. Они с Мариной, кстати, очень похожи. Нет, не как личности, они похожи по складу ума, по тому, как делают то или иное дело. У них есть некая последовательность…

– Система?

– Да. Поэтому, если он занимается делопроизводством, то у него каждая бумажка к бумажке. Мне было очень комфортно работать с ним рядом. Если у меня зачастую присутствует хаос, рабочий стол завален бумагами, то у них с Мариной все по полочкам, как в документах, так и в голове. Мне даже стало казаться, что, когда их обучали в университетах, их мозг программировали по одной схеме. Несмотря на то, что они разные по сути,
подход к делу одинаковый.

– А есть профессии, в которых можно состояться, не имея профильного образования? Ну, например, в журналистике можно такового не иметь, а в бизнесе? У вас оно есть?

– Нет. Я считаю, что сегодня без образования сложно. Это было возможно вчера. На этапе смены строя многие
люди, совершенно не имеющие никакого отношения к хорошему экономическому образованию, становились успешными бизнесменами. Шел передел собственности. Это издержки времени. Сейчас девяносто процентов этих людей не смогли бы стать теми, кем они стали, потому что нынешний день требует совершенно иных
качеств. То, что было актуально 20 лет назад, не работает сегодня. И я вынужден признать, что мне не хватает знаний.

– Вы можете окружить себя людьми, которые их имеют.

– Что я и пытаюсь сделать. Дело в том, что, окружая себя людьми, ты должен ставить им задачи. А для того, чтобы четко их сформулировать, а потом проконтролировать исполнение, тоже нужно знание. Таким образом, я пришел к тому, что мне надо учиться, чтобы идти дальше.

– Вы строили бизнес в очень разных политических реалиях. Работали тогда, когда власть благоволила вам, и тогда, когда она не была к вам расположена. Когда было интереснее?

– В каждой ситуации есть свои плюсы и свои минусы. Когда власть благожелательна, ты расслаблен. В ином случае – мобилизуешься, и бывает, добиваешься намного больших результатов. Расположение власть имущих – это бесспорно катализатор, это ускорение процессов, с одной стороны, потому что на каких-то этапах ты тратишь меньше времени, но как показала сегодняшняя ситуация…

– Можно работать и без этого?

– …да, можно работать и без этого и при этом не получать отрицательные эмоции, когда все, кому не лень, тычут в тебя пальцем и пытаются выискать негативную повестку там, где ее нет. Неважно, что ты делаешь, ты всегда будешь виноват, потому что жизнь так устроена. К тебе лучше относятся, когда власть, как оказалось, повернута задом. Поэтому везде есть плюсы и везде есть минусы. Поэтому сегодня я намного комфортнее себя чувствую, чем чувствовал раньше.

– От чего зависит успех в бизнесе?

– Я считаю, есть несколько факторов. Во-первых, успех зависит от того, как ты умеешь считать деньги. И вот эта способность потратить не больше, чем ты зарабатываешь, бывает одной из ключевых. Во-вторых, это люди. Уметь собрать под свои знамена единомышленников и удержать их – одна из самых главных составляющих успеха.

– А удача?

– Удача – это суметь стать первым. Первым придумать какой-то продукт, который очень нужен людям. Ты сделал что-то вперед, и бесспорно ты первым снимешь максимум, снимешь все сливки. А люди, которые пойдут по твоим стопам, вынуждены будут либо догонять, либо довольствоваться тем, что осталось.
Следующий фактор – имя. Имя работает. Сначала ты его зарабатываешь, потом оно работает на тебя. Если твое имя знают, с тебя не требуют кучу подписанных бумаг, тебе достаточно, условно говоря, кивнуть головой, и людям этого хватает, чтобы идти с тобой дальше. И это очень важно.

– Вам достаточно имени?

– В общем-то, я считаю, что мое имя – это самое дорогое, что у меня есть. Вряд ли я бы сидел сейчас и разговаривал с вами, если бы у меня не было имени. Поэтому очень важно им дорожить.

– Есть такое выражение: «Бизнес и ничего личного». Я никогда не была с ним согласна, потому что мне кажется, бизнес – это всегда очень личное.

– Мне тоже не нравится эта фраза. Она освобождает тебя от обязательств перед всеми остальными. «Ничего личного, это бизнес». Нет, это не мое. Хотя компании, которые руководствуются этим правилом, бывает, добиваются больших успехов. Опять же тут разное понимание «ничего личного». Есть в этом выражении и
что-то хорошее, кстати. Например, придя на работу, ты должен забыть про отношения. Работа – это работа, а личная жизнь после рабочего времени. Поэтому ничего личного. Можно так ее интерпретировать. Я считаю, когда в компании на берегу это проговаривается, то это не противоречит личным отношениям в итоге.

– «Чаще всего бизнес-проекты остаются только деньгами в твоем кармане, ну и нервами, потраченными на их реализацию». Вы с этим утверждением согласны? На что вы рассчитываете, когда беретесь за новый проект?

– На каком-то своем стартапе я, конечно, руководствовался только деньгами. Тут не надо кривить душой. И ставилось это во главу всех процессов. Потому что, чтобы двигаться дальше, нужны средства. Никто просто так эти средства тебе не даст. Поэтому, затевая то или иное дело, в первую очередь на повестку дня я ставил вопрос доходности, прибыли, заработка. Задача эта так или иначе стоит и сегодня, потому что никто не отменял налоги, зарплаты и прочие расходы. И как бы некоторые граждане ни говорили об альтруизме, я думаю, это будет неправдой. Другое дело, что на сегодняшний день ты начинаешь уже выбирать и форму, и
то, чем ты хочешь заниматься, и это дело должно как-то сочетаться с твоим внутренним миром. И это очень хорошо, когда человек может себе позволить так жить. Не заниматься всем подряд. Есть вещи, которых я никогда не буду делать.

– Например?

– Никого не хочу обидеть, но я никогда не буду заниматься ритуальными услугами. Хотя догадываюсь, что это очень прибыльный бизнес с постоянным гарантированным спросом. Со средствами у тебя появляется выбор,
ты можешь руководствоваться какими-то иными вещами.

– А как менялось ваше отношение к деньгам в течение взрослой жизни?

– У меня оно вообще никогда не менялось. Как бы это ни звучало избито, человеку для повседневной жизни не
так много и нужно. Деньги – это инструмент. В какой-то момент они перестают быть целью, и ты начинаешь искать себя. На самом деле найти себя очень хочется, очень хочется выразиться, оставить что-то после себя. А деньги? Пока ты искусственно создаешь себе некий дефицит, жизнь остается интересной. Я вижу, как скучно становится людям, когда у них все есть и все можно. Они уже не понимают, что им надо. Вот поэтому я и не хочу писать о себе, потому что рассказать по сути дела не о чем… Я не нашел себя.

– Расскажите о том, как вы изменились. Как изменились ваши взгляды на жизнь?

– В последнее время я заново учусь жить. Я вдруг понял, что дети – это единственное, ради чего стоит идти дальше. За последние 10 месяцев я провел с ними столько времени, сколько не проводил за все предыдущие годы. И много открыл для себя нового. Оказывается, у меня прекрасный сын. Мы вместе гнали машину в Сочи,
и эти три дня перевернули мою жизнь. Это единственный человек, у которого всегда есть для меня время, и он ни разу не сказал, что не может чего-то сделать.

– А сколько ему лет?

– 25. Я думал, он до сих пор не то чтобы ребенок, но… я не предполагал увидеть в нем ответственного мужчину. Бесспорно, это заслуга его мамы. Спасибо ей большое. А еще этим летом я заново познакомился со своими дочерьми. Впервые без мамок и нянек мы вместе ездили в Геленджик. Три недели чистого отцовства.
И если кто-то думает, что бизнес делать сложнее, чем быть настоящим отцом, он глубоко ошибается. Все это очень меня изменило. Впервые бизнес стоял где-то там, непонятно где. В какой-то момент работа вообще не имела никакого значения.

– Вы много времени проводите в дороге, не было мысли купить самолет?

– У меня нет такой возможности, во-первых. Во-вторых, даже если бы и была, я не стал бы этого делать. Зачем? Есть же регулярные рейсы. К чему этот пафос?

– А зачем тогда личный автомобиль? Есть же Uber, яндекс-такси опять же.

– Нет, секундочку. Все считаемо. При том, сколько я передвигаюсь, Яндекс или Uber, в итоге обойдется дороже. Можно, конечно, купить, условно, не «Мерседес», а «Жигули», и, в принципе, иметь тот же самый результат за меньшие деньги. И это, кстати, тоже неплохо.

– А слабо сесть на «Жигули»?

– Нет, они у меня и сейчас есть.

– Да ладно! И где они стоят?

– На стоянке. Я иногда на них езжу.

– Зачем? Мышцы подкачать?)

– Нет. Чтобы не забывать, откуда мы вышли.

– Чтобы душа не зажирела?)

– Можно и так сказать.

– Кстати, о душе. Место, где мы сидим, – это для вас бизнес? Ну, вот многие говорят: «Ресторан не приносит денег. Это для души».

– Это бизнес. Все должно работать и должно зарабатывать.

– А как пришла идея открыть «балкан-гриль»?

– Нам нежданно-негаданно досталось это здание. Здание дорогое. Здесь находились какие-то конторы, которые платили аренду. При этом соотношение стоимости помещения с той рентой, которую мы получали, давало нам понимание, что даже наши дети не подойдут к окупаемости этого приобретения. Поэтому мы начали думать о том, что можно из него сделать.

– Как быстро окупился он в итоге?

– Формат оказался востребованным и окупился достаточно быстро.

– А почему выбрали именно этот формат?

– На тот момент ниша была свободной, ресторанов сербской кухни в Челябинске не было.

– А потом у вас появился конкурент. Потом он закрылся. Для города, выходит, много два сербских ресторана?

– Я не знаю, почему это произошло. Думаю, два ресторана могли жить. Скорее всего, там были какие-то объективные причины: высокая аренда или не очень удачная локация. Челябинск – миллионный город, здесь есть место всем.

– Вы часто ходите в другие рестораны? Сравниваете?

– Нет. В основном я обедаю здесь. Моя команда, конечно, держит руку на пульсе.

– Когда вы приняли в управление «Балкан-гриль» и «Парк-сити», вы поменяли ориентиры команде? Какие задачи поставили перед коллективом?

– Нет, ориентиры не поменялись. Я пересмотрел подход к тому, как были выстроены отношения с сотрудниками в части оплаты, ввел прогрессивную шкалу, чтобы людям было интересней. И мне кажется, у нас все получается, я вижу отношение ребят, они живут этим делом, относятся к нему как к своему.

– Вы любите поесть?

– Нет. Семь лет я вообще не ел мясо. В свое время попал в течение, где люди двигались в здоровом образе жизни, и мне в нем было комфортно. Я не ел мясо, рыбу, не пил и не курил.

– Вы страшный человек!)

– Уже нет. Начал. К тому же перестал заниматься спортом. В общем, сегодня я отрицательный герой)

– А какой напиток предпочитаете?

– Люблю кофе и воду с лимоном.

– Ну, я же говорю: страшный человек.

– Дело в том, что мой организм физиологически не принимает спиртное. Потом у меня очень болит голова. Возможно, это одна из причин, по которой я не становлюсь алкоголиком. А так давно бы спился.

– Без какого продукта не можете обходиться?

– Без творога.

– А готовить умеете?

– Да, в свое время научился жарить блины. У меня традиция: субботу, воскресенье мы проводим на даче, и я жарю блины для детей.

– Для кого вы делали «Балкан-гриль»? Кто ваш гость?

– Это люди, которые хотят по-настоящему вкусно поесть. Мы очень вкусно готовим, при этом наша фишка –
довольно крупные порции, то есть если ты берешь блюдо, то им действительно можно наесться. Иной раз я даже рекомендую знакомым, которые слишком увлеченно следят за своим весом, заказывать блюдо на двоих.

– А уменьшать порции не думали?

– Я ставил несколько раз этот вопрос на обсуждение, ведь размер влияет и на себестоимость, но команда не поддержала меня. Дело в том, что сейчас это наше преимущество, гости ценят щедрые порции и не разделяют мое стремление к экономии.

– Что на сегодняшний день вам мешает в бизнесе?

– Наверное, та атмосфера, которая создана на территории области, города. Почему мы отличаемся от Башкирии или Екатеринбурга? Почему на сегодняшний день два одинаковых ресторана в Уфе и Челябинске имеют оборот, отличный в разы? Ведь это все города-миллионники! Это ли не повод руководителям региона задуматься о том, какие причины обусловили принципиально иной уровень жизни? Чем мы отличаемся? Люди у нас одинаковые, одинаковой должна быть и инфраструктура. Я вам рассказывал, что в Норвегии под водой на глубине 300 метров строят туннель длиной в шесть километров, который должен соединить два острова?
Там живет две с половиной тысячи человек. Две с половиной тысячи! И норвежские власти находят возможным вложить бешеные деньги для обеспечения автомобильной доступностью этих людей. Там трафик – в пять минут одна машина. А здесь миллионный город, и мы до сих пор метро построить не можем. Я понять не могу, почему так происходит. Почему для двух с половиной тысяч там можно построить шесть километров туннеля, а для миллиона граждан здесь восемь километров метро – нельзя. То же самое с транспортом. Мне непонятна эта ситуация. Почему мы сегодня получаем такое качество перевозок, я не понимаю.

– У вас же был какой-то проект в Санкт-Петербурге, связанный с транспортом? Что это за проект?

– Нас пригласило правительство Ленинградской области для того, чтобы реализовать транспортно-пересадочный узел ТПУ «Девяткино». Станция метро «Девяткино» – это последняя станция, географически она находится за границами Санкт-Петербурга, в Ленинградской области, рядом с кольцевой автодорогой, которая ведет на Финляндию, на Выборгское направление, на Москву, ну и, соответственно, на Литву, Латвию, Украину, Беларусь. В общем, в этой точке сходится несколько направлений. Вот они и задумали построить такой транспортно-пересадочный узел, чтобы людям было удобнее. Изучили опыт регионов и предложили
нам (нас порекомендовала компания «Яндекс») реализовать этот проект. Сегодня мы должны построить этот ТПУ и объединить разные виды транспорта: метро, автобусы, электрички – в единый узел.

– А как случилось, что «Яндекс» выступила рекомендателем?

– У нас партнерские отношения с этой компанией. Они изучали наш опыт. У них кроме «Яндекс-такси» есть такое направление, как «Яндекс-автобусы».

– Они изучили ваш опыт здесь?

– Да. Мы стали партнерами по определенным проектам. В результате они захотели, чтобы мы присутствовали в других регионах.

– А какие у вас были предложения по организации транспортных перевозок здесь, в Челябинске?

– Разные. Одно из последних: мы предложили правительству области и главе города инвестиционный проект, в рамках которого были готовы потратить порядка 600 миллионов на приобретение ста новых автобусов: низкопольных, больших, газовых. Пересадив людей с автобусов малой вместимости в большие, мы уменьшили бы количество транспортных средств на улицах города – раз. Увеличили налогооблагаемую базу – два. Ведь ни для кого не секрет, что тех перевозчиков, которые работают сегодня, очень сложно контролировать, потому что никто из них не работает с кассовыми аппаратами, все принимают наличку. Мы не работаем с кэшем как на междугородних перевозках, так и на городских. Идей было много, разных, некоторым они покажутся сумасшедшими. Ну, например, отличников мы хотели возить бесплатно.

– А как вы собирались проверять успеваемость?

– Смотреть дневник. Идей было много. Вот вы говорите, что я не вижу, как живут люди. Вижу. Я вижу, что разница в три рубля за проезд для многих – чувствительна. Вроде как всего три рубля, но это три рубля каждый день и по нескольку раз в день. Мы предложили схему, про которую страшно говорить, ибо это будет звучать как заговор против руководства области. Мы пришли и сказали губернатору, что можем… при определенных условиях перевозить пассажиров за 10 рублей.

– Да ну?

– Ну да.

– И вы бы вышли в рентабельность?

– Да. Но опять же это наши риски. В чем разница между предложением инвестора и инициативой государственной структуры? Государственная структура распоряжается деньгами налогоплательщиков, то есть вашими деньгами, моими деньгами. В нашей стране никто за государевы деньги не несет ответственности. Кроме тех случаев, когда их откровенно крадут. Ну, потратили несколько миллиардов, ну выкинули их. Вы сейчас меня записываете?

– Записываю.

– Был такой сериал, там героя разыскивала полиция, а он скрывался с детьми в горах. У него было несколько миллионов долларов в сумке, и чтобы как-то сохранить дочери жизнь, чтобы она не замерзла, он жег эти деньги. Вот я и говорю, у нас руководители иногда занимаются тем же самым, когда принимают те или иные решения. Только деньги они сжигают не свои. Мы же готовы были рисковать своими деньгами. И все риски – выживет этот проект или нет – ложились на нас.

– Для этого вам должны были предложить какие-то условия?

– Мы как раз сделали проект, в котором ничего не просили, никакие преференции от правительства, кроме того, что хотели… Муниципальный транспорт на сегодняшний день в том варианте, в котором он находится, приносит огромные убытки. Ни для кого не секрет, что сегодня долги исчисляются миллиардами. И деньги эти надо откуда-то брать. Объяснение тому, почему наше предложение не было принято, мне представляется одно: якобы администрация теряет некие рычаги, которые должны оставаться в их руках для того, чтобы что-то там регулировать. Я с этим даже не спорю, но тогда вы регулируйте это «что-то». Если вы хотите регулировать, делайте это. Если есть правила, есть закон, требуйте исполнения этого закона. Вместо этого все превращается в хаос.

– А тот проект, который вы разработали для ленинградской области, он в какой стадии?

– Он прошел некое согласование, и сейчас там идут технические моменты. Они связаны с тем, что земли находятся у разных субъектов, и нужно пройти процедуры объединения, передачи. Начало работ намечено на январь 19-го года.

– Отъезд Марины и сложение депутатских полномочий вызвали волну слухов в отношении ваших намерений в части бизнеса. Стали говорить о том, что вы планируете продать все и уехать в Испанию. Вы готовы развенчать или подтвердить эти слухи?

– Уход Марины связан исключительно с тем, что депутатская деятельность влечет за собой много обязательств, которые так или иначе выливаются в дефицит времени и ограничение свободы передвижений. Причина личная, и она никак не связана с намерением все продать.

– У вас двое дочерей?

– Да. Майе скоро будет 13 лет, Зое – семь.

– А кто такая Генриетта?

– Это моя мама.

– Почему в интернете ее называют дочерью?

– Не знаю. Я иногда звоню и задаю вопросы вашим коллегам, по какой причине они называют мою маму моей дочерью. Но я никогда не пытался применять какие-то репрессии или судиться с кем-то по этому поводу. Для меня это несущественно.

– А что за поиски, связанные с мамой, вы ведете сейчас в Санкт-Петербурге?

– Я ищу родственников, своих бабушку и дедушку. Связь с ними была потеряна в 42-м году, когда маму эвакуировали в блокаду.

– Ее вывезли сюда?

– Да. Ей было четыре года. Мы нашли, где похоронена мамина мама. Она погибла на Васильевском острове в 43-м году в бомбежку. Нашли родственников в Новосибирске. У меня, оказывается, есть двоюродные братья и сестры, то есть у моей мамы была родная сестра, а у нее соответственно дети. Оказывается, дедушка имел некое отношение к архитектуре Ленинграда. В общем, много всяких интересных событий...
Сейчас мы ищем, где похоронили деда. Знаю уже, что он пережил войну, что его репрессировали по ленинградскому делу в 45-м. Дали 17 лет. В 57-м Хрущев освободил его. Мы все это нашли. Нашли, где он проживал, нашли дом, где раньше жила бабушка. Она росла на улице Войнова, а дед – на улице Пушкина – там шикарные, красивые дома. В связи с ленинградским проектом я частенько туда летаю, и мы пишем запросы, получаем ответы. Фактически восстановили наше семейное древо в той части, где вообще не было ничего известно. Это очень интересно. Впервые за 40 лет я съездил к своим родственникам в Новосибирск. И это было такое мощное эмоциональное потрясение, когда встречаешь людей, которых никогда не видел, а они…

– …близкая родня…

– Да. И у них своя история. Вот это, наверное, сегодня на первом плане. Хочется пожить. Детям надо что-то рассказать. Для них это важно. Я им целое видео записал оттуда, из Ленинграда, где рассказал все, что смог узнать. Потом, по прошествии какого-то времени, совершенно случайно разговаривал со старшей дочерью, оказывается, ее зацепило. Что дальше? Не знаю. Сейчас меня очень увлекает познание прошлого. Его пересечения с будущим.

– Будущее – в Ленинграде?

– Видимо, это какой-то новый этап жизни. Поживем – увидим.

– В завершение я спрошу, какое блюдо вы порекомендуете читателям?

– Мне очень нравится салат, правда, он не имеет никакого отношения к сербской кухне, но очень вкусный: с рукколой и грушей. Я всегда его заказываю. Люблю чорбу. Это такой национальный густой суп.
В любом случае, сербская кухня больше ориентирована на мясные блюда. Тут никаких советов я дать не могу, потому что был выключен в этом смысле из жизни. Все это знают. у меня и дома никогда не готовили мясо. Вот вы спрашиваете, хожу ли я в рестораны. Ну, в какие рестораны я мог ходить с теми своими взглядами? Мне всегда было проще есть в своих заведениях, потому что здесь и повара, и официанты знали мой рацион.
Сейчас я начинающий даже не ценитель, а, наверное, дегустатор мяса. А мясо обязательно ассоциируется с хорошим алкоголем. В «Балкане» есть отличное сухое вино. Я понял, что в этой жизни не должно быть крайностей – вот что самое главное. Нельзя вгонять себя в какие-то рамки… Все должно быть лайтово, где-то
посередине, чтобы человек нормально себя чувствовал.

– Отличное завершение! Звучит как тост) Спасибо! ///

Текст: Елена Тельпиз
Фото: Иван Карлышев