- В 2014 году Уполномоченный по правам ребенка при Президенте России Павел Астахов заявил, что в российских школах никогда не введут предмет «Половое воспитание». Какова ваша позиция?

- Напоминает историю, когда у нас лет двадцать назад была комиссия из гор-ОНО. Проверяющие, очевидно, начитавшиеся каких-то книг или пособий, после разговоров с учащимися предъявляли мне претензию: «Ваши мальчики не умеют стирать носки». Это моя задача? А может быть, моя задача – научить половому поведению? То же и с уроками православия. Это дело родителей, которое постоянно пытаются навесить на школу. Не могу представить преподавание секспросвета или религии. Ладно, если бы был Александр Мень или другое светило, но ведь в школу придет вчерашний студент, которого только что научили по образцу. Профанация. И тут же проблема столкновения конфессий – у нас много мусульман, иудеев, материалистов в конце концов. С ними что делать? И никто не может мне объяснить, зачем это нужно.

- Раньше был такой предмет – «Этика и психология семейной жизни».

- И это была ужасная тягомотина. Разговаривали на общие темы, все время боялись перейти черту – не самый информативный урок. И проводили эти лекции раздельно. В какую сторону ни пойди – упрешься в ханжество, обязательно придется выдавать сладкие речи, не имеющие отношения к предмету. В таком вопросе тем более нужно четкое понимание того, что мы собираемся преподавать.

- Наше общество – в высшей степени ханжеское. В сети встретила такое высказывание: «Какое половое воспитание, нужно, наоборот, вводить раздельное воспитание, нужно отдельно обучать мальчиков, отдельно девочек». Как думаете, это правильно?

- Были же эксперименты в 50-е годы. И какие дивиденды мы от этого получили? Никаких, абсолютно. И потом, я боюсь, что мы так, напротив, обостряем интерес к противоположному полу. Нам все время кажется, что мы на изломе, что завтра настанет нечто ужасное. И все потому, что мир стал не таким, как мы знали его в детстве и юности. Начинаем паниковать, драматизировать, а на самом деле, как писал Бодрийяр, о чем бы ни заговорили – оно исчезает.

Мы не знаем, что делать с этим миром – вот я точно. И потому стремлюсь, чтобы у меня ребенок был добрым, не бросался ни с чего на рядом сидящего, что-то понимал в предметах, которые ему преподают, и о месте, где живет. И в нашей школе стараются дать все это через обучение. Например, у меня есть замечательная учительница в третьем поколении – и я понимаю, что она не столько преподает физику, сколько дисциплину, умение работать и размышлять, применять логику.

- Все чаще слышу о срывах учителей. На ресурсе «Мел» одна преподавательница написала пост, который начинается словами: «Сегодня случилось страшное – я заматерилась на уроке от бессилия». Она признается, что сейчас детям в классе можно все, а учителям – ничего.

- Сейчас от этой ситуации отходят, слава богу, но она наглядно иллюстрирует разрыв между требованиями Министерства образования и адекватным решением. Как должно быть? Учитель знает каждого ученика, понимает, чего ждать, умеет разговаривать с детьми. И может выгнать из класса ребенка, мешающего остальным. Это еще и остальные ученики поддержат: «Гуляй, Вася, мы тут делом заняты». Но проверяющие считают иначе. В результате учитель знает, как себя поставить, но не может этого сделать, потому что опасается санкций.

- А у вас в школе есть конфликт учитель-ученик?

- Нет, мы выявляем его на ранних стадиях. И у нас такой конфликт невозможен по одной простой причине: учитель чувствует свое высокое положение, рождаемое большой ответственностью. Он и должен быть «сверху», а не в одной плоскости, как нам часто говорят. Обучение – это насилие. Находясь на одной ступени, учитель рассказывает, а ребенок выбирает, запоминать ему или нет. Преподавать же – значит вывести ученика на определенный уровень обучаемости.

При этом наша школа неконсервативна, учителя проводят игры и физминутки, пользуются современными приемами в обучении. Но не переходят на уровень ребенка.

- Притча во языцех – школьная форма. У вас она есть? И имеет ли форма отношение к дисциплине?

- У нас ее нет. И школьная форма – это не дисциплина, а показуха, вопрос престижа. В одной из школ, где учился мой сын, директор лично стоял на входе и проверял цвет галстуков, и если тот не совпадал, ребенок отправлялся домой. Это же издевательство над здравым смыслом. Риторический вопрос: если на ребенке неудобная одежда, хуже он будет учиться или лучше? У нас тоже есть своеобразный дресскод – до седьмого класса я всегда говорю родителям: «У нас нет формы, но одежда, которую по утрам надевает ребенок, должна быть одной и той же - школьной». Естественно, не допускаются спортивная одежда, высокие каблуки.

- В нашей системе образования профориентация детей проводится чуть ли не с детского сада, но почти каждый второй человек на территории РФ работает не по своей специальности. Получается, механизм профориентации неисправен?

- Это проблема не школы, а всего общества – у нас изначально неправильно построено взаимодействие. Как это происходит в Штатах? Есть вузы, определяющие содержание экзаменов, чтобы принять на определенную специальность подходящего человека. Над университетами – производство, которому нужны специалисты с конкретными знаниями. У нас этой цепочки нет. Спросите сейчас любого из членов правительства – какие специальности нужны? Какие навыки необходимы выпускнику вуза? Не скажет. Но именно эти люди решают, как и чему нужно учить. Поэтому я считаю, что Министерство образования нужно распустить. ///