- Признавайтесь, это вашими молитвами в Челябинске открылись десять электрозаправок?

- Хотелось бы думать)) В этом году нас позвали на «Иннопром», чтобы вручить премию «Экспортер года», это было как раз в один из тех закрытых дней, когда выступал Владимир Путин. Соответственно, людей в павильонах осталось немного, стенды опустели. Увидел нашего нового тогда еще врио губернатора и как директор одной из четырех челябинских компаний, получивших награды, напросился на разговор. В первую очередь мы обсудили вопрос про мой инвестпроект, во вторую – тему электрозаправок. Посетовал на то, что электрические автомобили завоевывают мир, а у нас в России с этим все плохо. Думаю, это дало какой-то толчок. На дворе была середина июля. И уже в начале сентября в городе торжественно, при участии министра энергетики Александра Новака открыли девять новых электрозаправочных станций (ЭЗС). Но если взглянуть на карту расположения ЭЗС, можно увидеть, что в Европе и Китае они чуть ли не на каждом шагу, а Россия – белое непаханое поле с редкими звездочками. О намерении запретить продажу машин с двигателями внутреннего сгорания уже к 25-му году заявили многие страны: Норвегия, Нидерланды, Германия, Швеция…
И мы, если хотим изменить что-то в сфере экологии, тоже должны меняться. Не ждать этого от других, а
менять в том числе свое сознание. Будучи в Китае, в конце 2018-го узнал, что примерно 80 процентов китайского такси – электрические машины. Сначала подумал: «Хороший понт дороже денег». Но нет. Проехав
на электрокаре 13 тысяч километров, понял, что электромобили – это дешево, практично, экологично и, самое главное, безопасно.

- И как вы заправляетесь?

- Так же, как вы заряжаете сотовый телефон. Просто использую розетку на 220 или 380 вольт. Предусмотрены специальные переходники, с этим проблем нет. Иногда встречаю непонимание людей: «Ты сейчас мне в розетку провод воткнешь, и либо автомобиль взорвется, либо дом сгорит». Такие страхи похожи на те, что
были перед первым паровозом. На самом деле ничего пугающего нет.

- Но машина-то на улице стоит. Удлинитель кидаете?

- Моя – на подземной стоянке, мне в этом плане легче. Как и тем, что живет в частных домах. Остальным приходится выводить розетку на улицу, да. Но по городу уже ездит порядка 30 электромобилей. То, на сколько километров хватает заряда, зависит от типа автомобиля, стиля вождения, погодных условий. Я спокойно доезжаю от Челябинска до Тюмени.

- А сколько потом нужно заряжать?

- Если заряжать от стандартной розетки на 220 вольт от нуля до 100%, мне потребуется примерно пара дней. Это, конечно, долго. Гораздо быстрее от трехфазной розетки, а можно от быстрых зарядок (у нас в городе три таких) – это около двух-трех часов. И потом, в ежедневном городском режиме нет необходимости в 100% заряде, и до нуля не разряжаешься. Если едешь далеко, после пяти-шести часов за рулем удобно поставить машину заряжаться и самому часок отдохнуть. Сейчас понимаю, что обратно на бензин уже не пересяду. Для меня стало открытием года, что электромобили действительно есть и на них удобно ездить.

- Сейчас нельзя обойти стороной соцсети, поэтому спрошу про вашу последнюю запись в фейсбуке. Вы перепостили новость о том, что Россия на ассамблее ИКАО инициировала разработку правил применения беспилотных авиационных систем для летных проверок. Для непрофессионала объясните, почему вы назвали случившееся событием планетарного масштаба? Какая роль вашего предприятия в этом? И что с появлением правил изменится для вашего предприятия?

- ИКАО – международная организация, являющаяся наднациональным регулятором. Там рождаются все нормы и правила, по которым мы летаем. И без участия ИКАО ничего нового в отрасли не появляется. Естественно, все решения, принятые ИКАО, будут распространяться на всю планету. Наша страна – один из постоянных членов этой организации. Россия вышла с предложением о проведении летных проверок с помощью беспилотных летательных аппаратов, потому что эту инициативу проявили мы.

- Что даст возможность применения беспилотников?

- Нашей компании – новый рынок и деньги. Мы соединили известные технологии в новом ключе и получили интересный результат. Что он даст отрасли? В первую очередь все инициативы направлены на безопасность полета. Да, авиация – уже самый безопасный вид транспорта. Но если посмотреть статистику, то станет
заметно, что с введением новых регламентов надежность повышается. Количество полетов растет, а инцидентов – снижается. С беспилотными аппаратами мы сможем точнее, быстрее и чаще проверять параметры наземного оборудования, которым оснащены аэродромы или трассы. И есть еще один фактор – экономический. Беспилотники затрачивают на полет гораздо меньше энергии, чем полноценный самолет, ему требуется один внешний пилот-оператор. Плюс это автоматизированная система, которая обрабатывает сигнал без участия человека и дает нужный результат.

- Насколько вероятно, что предложение примут? И в какой временной перспективе вы этого ждете?

- Это осуществимо – прогресс не остановить. Но любая идея, направленная на обеспечение безопасности полетов, рассматривается довольно долго. Уверен, это займет годы. Даже чтобы разрешить пилоту посылать из кабины самолета СМС, ушло порядка 5-10 лет. Пока не убедились, что это не повлияет на безопасность. Но сейчас я говорю про конечную задачу – возможность осуществлять летную проверку от начала и до конца. Уже сегодня нам никто не запрещает при помощи данной технологии повышать эффективность процедуры в имеющемся виде и при этом зарабатывать.

- Все говорят (и вы в том числе), что авиаперевозки – самый безопасный вид транспорта. Но новостные ленты убеждают нас в обратном. Одна из последних громких тем: аварийная посадка самолета на кукурузное поле, причиной которого стало попадание птицы в двигатель. Когда случается подобное, затрагивает ли это вас?

- Мы можем открыть сайт FlightRadar24.com и посмотреть, сколько сейчас самолетов находится в небе. И сколько при этом посадок в кукурузном поле? Одна в год. Такие случаи достаточно редки, они не меняют общей картины. По данным ИКАО, за 2018 год совершено 38086763 вылета (свыше 100 тысяч полетов в день). При этом за два года на регулярных коммерческих рейсах погибло чуть более 500 человек. За тот же период на дорогах одной только России насчитывается более 32 тысяч смертей вследствие автомобильных аварий. Недавно смотрел свежее интервью Дудя с Константином Батыгиным, открывшим девятую планету. Юрий задал вопрос: «Какова вероятность, что в Землю ударит метеорит при нашей жизни?» И ученый сравнил ее с вероятностью погибнуть в самолете – один шанс на 10 миллионов. То есть она практически ничтожна. Так что я продолжаю считать авиацию самым безопасным видом транспорта.

- В конце сентября стало известно, что Авиарегистр МАК выдал вам сертификат одобрения изготовителя оборудования № СПО-025. В связи с этим какие возможности открылись перед вами? Сколько времени вам понадобилось, чтобы получить этот сертификат?

- В конце сентября мы сертифицировали свое производство по требованиям, которые предъявляет межгосударственный авиационный комитет. Что нам это дало? Это свидетельство того, что мы соответствуем предъявляемым высоким требованиям. Проверочные мероприятия длились около месяца, хотя в целом мы шли к этому результату все 16 лет нашего существования.

- Какие системные решения могли бы способствовать развитию отрасли и опосредованно – росту вашей эффективности?

- Конкуренция. То, с чем в России плохо на данный момент. Имею в виду конкуренцию за счет цены и качества продукта, а не связей, положения, близости к административному ресурсу.

- Вы видите предпосылки для того, чтобы в этой сфере что-то менялось?

- Жизнь не стоит на месте, изменения происходят постоянно. Другое дело, что нам хотелось бы, чтобы этот
процесс был быстрее. Тем не менее, в будущее смотрю скорее позитивно.

- Интересы бизнеса начинают учитывать и уважать?

- Думаю, тот факт, что первый бизнесмен из списка Титова, решивший вернуться в Россию под определенные гарантии, был отправлен в места не столь отдаленные на три года, говорит о многом. Можно делать что-то
только в «ручном режиме», а системно – нет.

- Тем не менее, вы сотрудничаете с государством, с «Территорией бизнеса», выступаете на форуме. Эти проекты направлены на развитие предпринимательства. Как вы относитесь к идее государстваотца, которое вскармливает, воспитывает и контролирует бизнес в условиях несвободного рынка?

- Отрицательно, потому что государство не может быть отцом. Только регулятором, задающим правила игры, в рамках которых должны действовать предприниматели. Даже учитывая, что государство сейчас много сил тратит на развитие предпринимательства, в том числе в форме субсидирования, оно не может выполнять родительские функции. На первый взгляд, здорово – Правительство раздает деньги, только, пожалуйста, делай что-то. Но на самом деле для бизнеса это губительно. Если ты зарабатываешь, получая субсидии и помощь, а не за счет конкурентных преимуществ твоего продукта, – ты идешь в никуда. Существует множество негосударственных форм поддержки – частные инвестиции, венчурные фонды, бизнес-ангелы. Это рыночные механизмы, способствующие отбору сильнейших команд (стартапов), организаций. Мы же пытаемся априори неэффективным государственным механизмом как-то простимулировать бизнес. Да, со стороны Правительства тоже нужна поддержка, но во всем важны мера и баланс.

- И чего сегодня не хватает малому и среднему бизнесу на примере вашего предприятия, чтобы совершить глобальный прорыв?

- Предпринимательство – это управление ресурсами на свой страх и риск. Нам не хватает уверенности в завтрашнем дне. Безопасности, уважения и неприкосновенности частной собственности. Ты можешь творить,
только когда свободен. А когда ты зажат: с одной стороны – контролирующим органом, с другой – проверяющим, с третьей – неконкурентным рынком, это не дает свободно развиваться, рвануть вперед без оглядки.

- Вы ощущаете опасность для своей частной собственности, и это мешает вам двигаться дальше?

- Готовясь к мероприятию, посвященному предпринимательству, посмотрел рейтинг доверия к профессиям ВЦИОМ. Три последние строчки в нем занимают правоохранители, чиновники и предприниматели. Это отражает нашу текущую действительность. Все говорят, что у нас нет независимой судебной системы, а ведь это единственный цивилизованный орган, где ты можешь защитить свои права. Наши правоохранительные органы занимаются не столько охраной права, сколько отстаиванием чьих-либо интересов, становятся инструментом в конкуренции между структурами. Чиновники коррумпированы.

- И вам приходилось с этим сталкиваться?

- Иногда мы получаем судебные решения, которые, на наш взгляд, не укладываются в рамки логики, оторваны от жизни и здравого смысла. И ладно, если бы так было только у нас, но нет, об этом говорят все. Бывает, сталкиваешься с правоохранительными органами, смотришь в глаза товарищу майору и видишь, что он далеко не на твоей стороне и не видит в тебе объект для защиты. Время Глебов Жегловых давно прошло. Мы живем не в вакууме и, общаясь со своими знакомыми предпринимателями, узнаем об их негативном опыте.

- Какая у вас доля сбыта в России?

- Я бы сказал, половина произведенного остается здесь, остальное уходит за рубеж. Потенциально на Россию могло бы приходиться больше, учитывая, что здесь мы работаем и живем.

- А сейчас для кого в России вы производите технику?

- Из текущих проектов ближайший большой интересный находится в Тобольске. Там «Сибур» строит аэродром для нового завода. Мы поставляем им оборудование для оснащения в части посадки и навигации.

- Вы занимались производством оборудования для аэропорта в Боливии. Расскажите, как удалось получить этот контракт?

- Со стороны боливийского правительства был широкий запрос – им интересны российские товары. И в рамках поиска, какие продукты могут быть поставлены на их рынок, мы встретились с русскоязычными людьми, давно живущими в Боливии и имеющими там свой бизнес. Предложили им наше оборудование. После знакомства с соответствующими боливийскими ведомствами, принимающими решение, мы выбрали участие в ближайшем конкурсе. Выиграли, теперь поставляем свою технику.

- С какими проблемами столкнулись во время выполнения заказа?

- Этот проект сложен тем, что он высокогорный – 4,5 тысячи метров над уровнем моря. Еще есть определенная специфика, связанная с менталитетом местного населения. Эти люди не очень любят работать. Нормальный латиноамериканский стиль жизни. Из-за больших расстояний нам приходилось нанимать на некоторые
работы местный персонал. И это накладывало определенный отпечаток. Удаленность сама по себе усложняла дело. Просто чтобы добраться до места, нужно потратить примерно двое суток жизни. И если ты забыл что-то, даже незначительное, то уже не сможешь быстренько съездить в офис, взять, вернуться и сделать дело. Приходится либо как-то решать проблему на месте, либо заниматься долгим муторным процессом отправки. А тут еще граница, таможня.

- В конечном счете вся эта история была вам выгодна?

- Естественно, мы заработали на этом проекте. Получили бесценный интересный нам опыт. Поэтому, если вы спросите, готов ли я еще раз войти в такой проект, я отвечу однозначно: «Да».

- А различия в законодательстве не отражаются на деятельности?

- По большому счету нет, потому что, как уже говорил, у нас единый регулятор – ИКАО. Соответственно, требования, которые предъявляют к оборудованию, описаны в стандартах ИКАО и одинаковы для всех производителей: в России, Европе, Америке. А дальше нюансы в национальных стандартах – они могут ужесточать требования. Но так как во многих странах нет своих производителей, то и стандартов нет. Такие государства берут за основу уже имеющиеся где-то стандарты. Допустим, наше оборудование сертифицируется в межгосударственном авиационном комитете. Боливия доверяет этой организации. И если у предприятия есть соответствующий документ, то по умолчании считается, что его оборудование может эксплуатироваться в рамках данной страны.

- С какими еще странами вы работали?

- С Вьетнамом, Монголией. Со многими странами СНГ: Казахстаном, Узбекистаном, Таджикистаном, Туркменией, республикой Беларусь… Наверное, только с Азербайджаном не работали.

- Чему вас научила работа с иностранцами?

- Безусловно, любая работа кроме денег дает тебе обратную связь. И от эксплуатанта, и в процессе конкурса ты понимаешь, какие у тебя конкурентные преимущества или недостатки. Это очень ценно для развития продукта. Опять же отмечу конструктивную, созидательную роль конкуренции! В процессе последующей эксплуатации ты взаимодействуешь с заказчиком, который дает обратную связь. И чем клиенты разнообразнее, тем больше информации, потому что у них отличаются квалификация и требования. В конце концов, климатические условия разные. На работоспособность и точность оборудования влияет много факторов. И когда ты видишь общую статистику, то понимаешь, куда двигаться дальше. Во всех этих аспектах иностранцы или нет – разница невелика. Они интересны больше с жизненной точки зрения. Когда прилетаешь в страну с иным менталитетом, особенностями, бытом, больше узнаешь о том, как устроен мир. А с точки зрения техники важно само количество инсталляций и статистика: как работает, при каких условиях происходят или не происходят сбои, какие параметры оно выдает.

- В 15-м году вы стали резидентом «Сколково». Что вы выиграли от этого? Удалось ли государству создать нечто действительно работающее, активное и полезное?

- «Сколково» дало нам многое для понимания того, как устроен венчурный бизнес, новые технологии. Позволило перешагнуть за рамки наших представлений о том, как относиться к предприятию, – сместило фокус. С проектом, который мы в итоге представили в ИКАО, мы когда-то пришли в «Сколково». И если бы не поддержка этого крупного института, вряд ли получилось бы пробиться. Это нужный инновационный центр. Чтобы определить его эффективность, надо разделить результат на затраты. Мы не знаем ни того, ни другого.
Но нам помогли. И такие инструменты государству однозначно нужны. Проблема в том, что такие предприятия нужны не в одном и даже не в двух экземплярах на всю страну – «Сколково» и «Иннополис». Например, в Китае только в одной провинции могут быть три-четыре подобных технопарка, создающих условия для реализации новых идей, развития новых технологий.

- Челябинску нужно свое «Сколково»?

- Считаю, что да, однозначно. У нас много творческих людей, не понимающих, что же делать на втором этапе, как воплотить идею в жизнь.

- Вы как наукоемкое предприятие замечаете на себе внимание государства в хорошем смысле?

- Да, мы понимаем, что интересны государству. Причем не только для галочки в бумажке, а даже на человеческом уровне. Когда к нам приезжают чиновники, мы много официально и неофициально общаемся и видим их интерес, желание побольше узнать. Но это скорее грустный показатель. В том смысле, что мы почти
единственные на этом рынке. Если вы найдете в пустыне один оазис, то будете им восхищаться. Хотя где-то в другом месте он сошел бы только за лужу. К сожалению, отрасль приборостроения в России в плачевном состоянии, поэтому мы производим вау-эффект. Так не должно быть при нормальной экономике. В бытовой электронике мы упустили позиции как в России, так и на мировом рынке. А вот в специфических отраслях еще имеем вес, и нам важно его не потерять.

- Ранее вы говорили о необходимости крупных вложений в производство. Речь шла о 200 миллионах рублей. Случилась ли запланированная модернизация? В чем она заключалась?

- В этом году мы вложили в модернизацию порядка половины озвученной цифры. Купили производственное, измерительное оборудование, программное обеспечение, оснастили рабочие места. Хочешь интенсивно развиваться, конкурировать на рынке (а мы соперничаем с международными компаниями, потому что работаем не только в России) – создавай эффективное производство.

- В прошлом интервью вы также говорили, что качество вашей продукции сопоставима с западными аналогами. Цена плюс-минус тоже совпадает. Вы выигрываете за счет уровня сервиса.
Очевидно, сходная цена говорит о низкой рентабельности. Потому что у западных производителей объем выпускаемой продукции больше, а значит, себестоимость единицы ниже. Насколько сейчас выросли ваши объемы? Поднялась ли рентабельность?

- Не все так очевидно. Наш бизнес крепко связан с новыми разработками. А процесс создания этого «нового», как правило, длительный и дорогостоящий. На текущем этапе жизни компании очень сложно разделить процесс изготовления того, что у нас уже есть, и разработку инноваций. У нас не серийное производство
в классическом понимании, когда тебе выдают набор конструкторской документации и ты с утра до вечера только делаешь по ней изделия. Мы находимся на начальной стадии развития нашего предприятия, поэтому все, что зарабатываем, тратим на развитие, улучшение. Все это сильно влияет на рентабельность.

- Это ведь непрерывный процесс, который никогда не заканчивается.

- Но инвестиции на старте выше, чем по достижении зрелости. А мы пока на этапе становления, поэтому практически все, что зарабатываем, инвестируем в свое развитие. В каком-то смысле наша рентабельность равна нулю, но эффективность производства влияет на скорость нашего развития. Этот фактор сейчас важнее. Поэтому усилия компании направлены на повышение эффективности всех внутренних процессов.

- Она растет?

- Хотелось бы думать, что да. Хотя, говорят, цыплят по осени считают. Вот было у нас по плану провести большую инвестиционную кампанию до 2020 года – мы сейчас этим занимаемся. А потом можно будет посчитать отдачу.

- Проблема, которую мы уже обсуждали: нехватка инженерных кадров. Изменилось ли что-то в этом плане?

- Нет. Но за эти годы мы научились жить и работать с тем, что есть на рынке. В какой-то период у нас был бурный рост численности, но он уже заканчивается. Штат компании укомплектован, и все эти кадры отвечают нашим требованиям. Сейчас у нас работает порядка 100 человек. И по нашим предположениям, даже если в ближайшее время предприятие ждет взрывной рост, их численность увеличится не более чем в 1,5 раза. Основные камешки в фундаменте, необходимые для дальнейшего быстрого строительства здания, мы заложили за эти годы.

- Каким для вас стал уходящий год?

- Знаковым проектом для нас стал безусловно проект в Боливии. Это первая наша работа такого логистического масштаба. Возможно, будут еще проекты в той области, но первый опыт – всегда самый запоминающийся. В целом я бы сказал, что это был год изменений. Произошло много событий, связанных как со структурными изменениями в компании, так и с семейными – у меня родилась дочь. Год был очень насыщенным.

- Говоря о структурных изменениях, вы имеете в виду, что отошли от оперативного управления?

- Мой уход от оперативного управления стал вишенкой на торте. Этот шаг предваряло множество других, направленных на изменение компании.

- Какая самая амбициозная задача сейчас стоит перед вами?

- Отойдя от операционного управления, добиться устойчивости бизнеса, верифицировать те идеи, которые вложил в компанию, чтобы она могла двигаться дальше относительно самостоятельно. Наверное, это самая сложная задача, которую каждое предприятие решает самостоятельно. Потому что, отходя от бизнеса даже чуточку, ты уносишь с собой изначальную предпринимательскую идею. А с другой стороны, у тебя появляется больше времени для реализации своего предпринимательского потенциала. И как бизнес будет существовать
дальше – вопрос времени. Это задача не одного года, мы еще в начале пути. Но хотел бы подчеркнуть, отойдя от операционного управления, я ни куда не ушел, я на месте и развиваю бизнес дальше.

- Какое событие внушает вам оптимизм?

- Мы живы, здоровы, и руки не опускаются.

- С каким чувством будете встречать Новый год?

- С облегчением. Тяжело, когда крутишься в операционной деятельности как белка в колесе и тебе некогда задуматься или взглянуть на результат со стороны, отрефлексировать происходящее. Теперь у меня такая возможность есть. И осознание этого внутренне успокаивает. Не то, что ты сбросил с плеч груз, и стало легче. Нет. У тебя появляется время подумать и ответить на вопрос: «А в правильную ли сторону идем?» Быть уверенным в правильности своего решения. ///