курган. бизнес
Один в поле
не кластер
не кластер
Cher Ami взял интервью у трех ключевых фигур, участвующих в проведении кластерной политики в Курганской области: Сергея Сухарева, Александра Губина и Виктора Мальцева
Cher Ami взял интервью у трех ключевых фигур, участвующих в проведении кластерной политики в Курганской области: Сергея Сухарева, с 2013 года директора Центра кластерного развития, Александра Губина, директора РНЦ «ВТО» им. академика Г.А. Илизарова, и Виктора Мальцева, генерального директора АНО «Курганский центр испытаний, стандартизации и сертификации трубопроводной арматуры». Все они
стояли у истоков формирования в Зауралье двух отраслевых кластеров: арматурного и медицинского.
Зачем предприятиям и учреждениям потребовалось объединяться, как живется большим рыбам в маленьком пруду и почему российские компании не любят отечественную арматуру – в этой трилогии.
стояли у истоков формирования в Зауралье двух отраслевых кластеров: арматурного и медицинского.
Зачем предприятиям и учреждениям потребовалось объединяться, как живется большим рыбам в маленьком пруду и почему российские компании не любят отечественную арматуру – в этой трилогии.
СЕРГЕЙ СУХАРЕВ:
«Создание кластера – уравнение
со множеством неизвестных»
со множеством неизвестных»
- Сергей Евгеньевич, как возникла идея создавать кластеры? Она принадлежала вам?
- Нет конечно. Кластер – лишь небольшая составляющая того, что Правительство России в лице Минэкономразвития реализует для поддержки малого и среднего бизнеса. Благодаря 209-му Закону РФ от
2007 года в Курганской области появились бизнесинкубатор, гарантийный фонд кредитования, центр
поддержки экспорта, а в 2013-м еще и наш Центр. Так что кластер – это результат совместной работы
законодателей, многих предприятий и нескольких поколений чиновников.
- То есть распоряжение создать кластер спустили сверху, и вы должны были выполнить его в
добровольно-принудительном порядке?
- Не совсем. В Екатеринбурге, например, орган, который занимался бы проведением кластерной политики,
возник только в 2018 году. До этого, видимо, не было интереса со стороны бизнеса или власти. В нашем
случае в коалиции выступили департамент экономического развития, бизнес-инкубатор и сообщества от
медицины и промышленности. От последних и исходила инициатива.
- И все-таки лучше, когда первый шаг делает власть или бизнес?
- В России от региона к региону встречаются оба подхода. В той же Свердловской области на создании кластеров настаивают чиновники. У нас предложение поступило «снизу», и я считаю, такой кластер будет более живуч. Бизнес созрел, понял необходимость в объединении и знает, чего хочет. За каждым проектом, который мы воплотили, стояли конкретный человек и предприятие: за Центром инжиниринга – МКТ-АСДМ, за Центром испытаний, стандартизации и сертификации трубопроводной арматуры – Владимир Макаров и «Курганспецарматура», за медицинским кластером – Александр Губин и Центр Илизарова.
- Чем выгодна такая кооперация?
- Несколько прозаических моментов. Во-первых, внутри кластеров возникают деловые контакты между территориально близкими предприятиями. Во-вторых, ускоряется обратная связь между властью и бизнес-структурами. Одно дело, когда малое предприятие обращается к губернатору или его заму. Другое, когда
высказывание звучит от имени целой группы промышленников. И в-третьих, кластер открывает доступ к участию в программах Минэкономразвития и Минпромторга. Благодаря этому на реализацию внутрикластерных проектов выделяют федеральные деньги.
- Нет конечно. Кластер – лишь небольшая составляющая того, что Правительство России в лице Минэкономразвития реализует для поддержки малого и среднего бизнеса. Благодаря 209-му Закону РФ от
2007 года в Курганской области появились бизнесинкубатор, гарантийный фонд кредитования, центр
поддержки экспорта, а в 2013-м еще и наш Центр. Так что кластер – это результат совместной работы
законодателей, многих предприятий и нескольких поколений чиновников.
- То есть распоряжение создать кластер спустили сверху, и вы должны были выполнить его в
добровольно-принудительном порядке?
- Не совсем. В Екатеринбурге, например, орган, который занимался бы проведением кластерной политики,
возник только в 2018 году. До этого, видимо, не было интереса со стороны бизнеса или власти. В нашем
случае в коалиции выступили департамент экономического развития, бизнес-инкубатор и сообщества от
медицины и промышленности. От последних и исходила инициатива.
- И все-таки лучше, когда первый шаг делает власть или бизнес?
- В России от региона к региону встречаются оба подхода. В той же Свердловской области на создании кластеров настаивают чиновники. У нас предложение поступило «снизу», и я считаю, такой кластер будет более живуч. Бизнес созрел, понял необходимость в объединении и знает, чего хочет. За каждым проектом, который мы воплотили, стояли конкретный человек и предприятие: за Центром инжиниринга – МКТ-АСДМ, за Центром испытаний, стандартизации и сертификации трубопроводной арматуры – Владимир Макаров и «Курганспецарматура», за медицинским кластером – Александр Губин и Центр Илизарова.
- Чем выгодна такая кооперация?
- Несколько прозаических моментов. Во-первых, внутри кластеров возникают деловые контакты между территориально близкими предприятиями. Во-вторых, ускоряется обратная связь между властью и бизнес-структурами. Одно дело, когда малое предприятие обращается к губернатору или его заму. Другое, когда
высказывание звучит от имени целой группы промышленников. И в-третьих, кластер открывает доступ к участию в программах Минэкономразвития и Минпромторга. Благодаря этому на реализацию внутрикластерных проектов выделяют федеральные деньги.
В Свердловской области на создании кластеров настаивают чиновники. У нас предложение поступило «снизу», и я считаю,
такой кластер будет более живуч. Бизнес созрел, понял необходимость в объединении и знает, чего хочет.
такой кластер будет более живуч. Бизнес созрел, понял необходимость в объединении и знает, чего хочет.
- Кто первым озвучил предложение создать кластеры в Кургане?
- В 2011 году, когда о них только заговорили, мы попытались создать кластер инструментальный. Не получилось. Стало понятно, что сделать кластер можно только в отрасли, где существуют мощные якорные предприятия. В инструментальной таких не было. Зато через два года (я уже стал директором Центра кластерного развития) с инициативой выступили сразу три человека. Владимир Макаров, тогда директор «Курганспецарматуры», и Виктор Мальцев, ныне руководитель испытательного центра КЦИИС, обратились
с идеей создать арматурный кластер. Александр Губин, директор РНЦ «ВТО» им. академика Г.А. Илизарова, – медицинский. Я проинформировал правительство, и в этот важный момент оно нас поддержало.
- Вы имеете в виду местное правительство, губернатора?
- Да, и замгубернатора. Без их содействия ничего бы не вышло. Сергей Пугин, в то время директор департамента экономического развития, согласился возглавить рабочие группы по созданию двух кластеров. Позже, когда мы поехали в Минэкономразвития на защиту арматурных проектов КЦИСС и РЦИ, нам помогал уже следующий директор департамента – Игорь Ксенофонтов. Он вышел на защиту вместе с нами. Больше ни у кого из 62 регионов не присутствовал на презентации замгубернатора. В итоге наши заявки на создание
Центра инжиниринга и Центра испытаний, стандартизации и сертификации были одобрены.
- В 2011 году, когда о них только заговорили, мы попытались создать кластер инструментальный. Не получилось. Стало понятно, что сделать кластер можно только в отрасли, где существуют мощные якорные предприятия. В инструментальной таких не было. Зато через два года (я уже стал директором Центра кластерного развития) с инициативой выступили сразу три человека. Владимир Макаров, тогда директор «Курганспецарматуры», и Виктор Мальцев, ныне руководитель испытательного центра КЦИИС, обратились
с идеей создать арматурный кластер. Александр Губин, директор РНЦ «ВТО» им. академика Г.А. Илизарова, – медицинский. Я проинформировал правительство, и в этот важный момент оно нас поддержало.
- Вы имеете в виду местное правительство, губернатора?
- Да, и замгубернатора. Без их содействия ничего бы не вышло. Сергей Пугин, в то время директор департамента экономического развития, согласился возглавить рабочие группы по созданию двух кластеров. Позже, когда мы поехали в Минэкономразвития на защиту арматурных проектов КЦИСС и РЦИ, нам помогал уже следующий директор департамента – Игорь Ксенофонтов. Он вышел на защиту вместе с нами. Больше ни у кого из 62 регионов не присутствовал на презентации замгубернатора. В итоге наши заявки на создание
Центра инжиниринга и Центра испытаний, стандартизации и сертификации были одобрены.
- Что это за проекты? Как участники арматурного кластера обосновывали их необходимость?
- Мысль о КЦИИС возникла потому, что образцы продукции для испытаний заводам приходилось отправлять в Москву. Очередь, дорога, сами испытания, повторная отправка, если что-то пошло не так, – процесс занимал полгода-год, а сейчас в разы меньше. Центр инжиниринга по заказу предприятий занимается маркетинговыми исследованиями и анализом рынка, разрабатывает бизнес-планы, помогает получить льготные кредиты или деньги по программам Минпромторга. Бизнес не тратит на это собственные средства, он только софинансирует незначительную часть. Еще при содействии кластера модернизировано производство «Кургансельмаша», на его базе появился литейный центр.
- Если на внутрикластерные проекты привлекли федеральные средства, то о каких суммах идет речь?
- Около 50 миллионов рублей – на Центр инжиниринга. Порядка 80 миллионов субсидий от Минэкономразвития поступило на стендовое оборудование для Центра испытаний. Проложить дорогу, отремонтировать здание, подвести электричество помог сам бизнес. Это еще 20 миллионов. На литейный цех директору КСМ Кириллу Гринюку дали льготный кредит в размере 50 миллионов.
- Денег оказалось достаточно?
- Вполне. На сто миллионов мы оборудовали две испытательные площадки КЦИИС: одну для нефтяников и газовиков, другую для атомщиков. Центр подтвердил, что соответствует критериям Росаккредитации и
Росатома, и уже проводит испытания. Кроме заводов, его услугами понемногу начинают пользоваться добывающие компании. Вообще мы с самого начала делали ставку на такого рода заказчиков и рассчитываем, что испытательная лаборатория будет обслуживать весь УрФО. Сейчас необходимо рассказать о ней широкой аудитории, донести, что по своей оснащенности она не имеет аналогов в этой части России.
- Мысль о КЦИИС возникла потому, что образцы продукции для испытаний заводам приходилось отправлять в Москву. Очередь, дорога, сами испытания, повторная отправка, если что-то пошло не так, – процесс занимал полгода-год, а сейчас в разы меньше. Центр инжиниринга по заказу предприятий занимается маркетинговыми исследованиями и анализом рынка, разрабатывает бизнес-планы, помогает получить льготные кредиты или деньги по программам Минпромторга. Бизнес не тратит на это собственные средства, он только софинансирует незначительную часть. Еще при содействии кластера модернизировано производство «Кургансельмаша», на его базе появился литейный центр.
- Если на внутрикластерные проекты привлекли федеральные средства, то о каких суммах идет речь?
- Около 50 миллионов рублей – на Центр инжиниринга. Порядка 80 миллионов субсидий от Минэкономразвития поступило на стендовое оборудование для Центра испытаний. Проложить дорогу, отремонтировать здание, подвести электричество помог сам бизнес. Это еще 20 миллионов. На литейный цех директору КСМ Кириллу Гринюку дали льготный кредит в размере 50 миллионов.
- Денег оказалось достаточно?
- Вполне. На сто миллионов мы оборудовали две испытательные площадки КЦИИС: одну для нефтяников и газовиков, другую для атомщиков. Центр подтвердил, что соответствует критериям Росаккредитации и
Росатома, и уже проводит испытания. Кроме заводов, его услугами понемногу начинают пользоваться добывающие компании. Вообще мы с самого начала делали ставку на такого рода заказчиков и рассчитываем, что испытательная лаборатория будет обслуживать весь УрФО. Сейчас необходимо рассказать о ней широкой аудитории, донести, что по своей оснащенности она не имеет аналогов в этой части России.
- Я правильно понимаю, в ваших планах - превратить Центр испытаний в доходный бизнес?
- Это не совсем верно. Испытательная лаборатория создана на основе некоммерческого партнерства. Ее задача – не собирать как можно больше денег с заводов, а помочь им развиться, повысить качество продукции. На разные виды испытаний существует прайс, но участники кластера платят лишь половину указанной в нем цены, а вот иногородние компании оплачивают по полной.
- Если прибыль – не цель, что будет с Центром завтра, если поддержка государства закончится?
- С этого года Центр живет на самоокупаемости. Даже в 2017-м федеральных средств поступило немного.
Доукомплектуем его оснасткой, чтобы работать с задвижками разного диаметра, и начнем привлекать нефтегазодобывающие компании. На форуме арматуростроителей в сентябре прозвучало еще одно предложение: приблизить Центр к северным регионам, а именно – устроить там несколько испытательных полигонов. Идея возникла как нельзя вовремя. Минпромторгом разрабатывается программа развития Арктики. В ней идет речь о разработке арктического шельфа и создании под это дело испытательных полигонов. Мы предложили не изобретать велосипед и разместить «филиалы» нашего Центра на Ямале и
в Хантах.
- Это не совсем верно. Испытательная лаборатория создана на основе некоммерческого партнерства. Ее задача – не собирать как можно больше денег с заводов, а помочь им развиться, повысить качество продукции. На разные виды испытаний существует прайс, но участники кластера платят лишь половину указанной в нем цены, а вот иногородние компании оплачивают по полной.
- Если прибыль – не цель, что будет с Центром завтра, если поддержка государства закончится?
- С этого года Центр живет на самоокупаемости. Даже в 2017-м федеральных средств поступило немного.
Доукомплектуем его оснасткой, чтобы работать с задвижками разного диаметра, и начнем привлекать нефтегазодобывающие компании. На форуме арматуростроителей в сентябре прозвучало еще одно предложение: приблизить Центр к северным регионам, а именно – устроить там несколько испытательных полигонов. Идея возникла как нельзя вовремя. Минпромторгом разрабатывается программа развития Арктики. В ней идет речь о разработке арктического шельфа и создании под это дело испытательных полигонов. Мы предложили не изобретать велосипед и разместить «филиалы» нашего Центра на Ямале и
в Хантах.
Некоторые участники кластера до его появления даже не здоровались друг с другом. А сейчас ясно, что ряд вопросов можно решить только совместно и конкуренцию следует отодвинуть в сторону.
- В какой стадии этот проект?
- Пока на уровне устных договоренностей, но идею уже поддержал Минпромторг, туда летал Виктор Мальцев. Дальше нас ждет работа с департаментом региональной промышленной политики и проектного управления Минпромторга РФ и представительством Президента
в УрФО. Задача сложная, затрагивает несколько субъектов России, но ее
- Пока на уровне устных договоренностей, но идею уже поддержал Минпромторг, туда летал Виктор Мальцев. Дальше нас ждет работа с департаментом региональной промышленной политики и проектного управления Минпромторга РФ и представительством Президента
в УрФО. Задача сложная, затрагивает несколько субъектов России, но ее
успешное решение позволит улучшить качество арматуры и добиться импортозамещения в некоторой части рынка. 60% высокотехнологичной продукции мы покупаем за рубежом, а можем делать сами. Но для этого производителям, добытчикам, переработчикам, властным структурам нужно теснее взаимодействовать.
И не на внутриобластном – на межрегиональном, всероссийском уровне. Настало время подключить науку. В Тюмени есть нефтегазовые институты. Если воспользоваться 216-м законом Минпромторга, привлечь их
интеллектуальные ресурсы и создать условную «силиконовую долину» в арматуростроении, будет здорово.
- Вы довольны тем, как прошел арматуростроительный форум в Кургане?
- Да, вполне. Российская ассоциация арматуростроителей сама предложила организовать его здесь, и это говорит о признании кластера профессиональным сообществом. Мы изменили концепцию мероприятия и не просто собрали производителей потусоваться, а пригласили покупателей арматуры. Приехали «Новатэк», «Лукойл», «Газпром» из Екатеринбурга, «Сибур». Они не проигнорировали форум, и получились интересные дискуссии на тему импортозамещения и диагностики трубопроводной арматуры. Это еще одна проблема,
ожидающая решения на государственном уровне. У каждой задвижки есть срок, после которого она требует ремонта. Но если задвижку диагностировать по уму, снять ее «кардиограмму», то может оказаться, что дефектов нет. Задвижку не надо менять, а значит, не надо останавливать энергоблок и терять из-за простоя десятки миллионов рублей в сутки.
- Чем закончился форум?
- Мы приняли резолюцию, где обозначили отраслевые проблемы. Теперь «приставим ей ноги». Подготовлены и отправлены письма в Минпромторг и Минэнерго. Мы планируем попасть в программу национального проекта «Арктика», а для этого следует наладить контакты с правительством Тюменской области, ЯНАО и ХМАО. Надеюсь, губернатор этому посодействует. Тогда откроется прямой путь к преобразованию нашего арматурного кластера из областного в межрегиональный.
И не на внутриобластном – на межрегиональном, всероссийском уровне. Настало время подключить науку. В Тюмени есть нефтегазовые институты. Если воспользоваться 216-м законом Минпромторга, привлечь их
интеллектуальные ресурсы и создать условную «силиконовую долину» в арматуростроении, будет здорово.
- Вы довольны тем, как прошел арматуростроительный форум в Кургане?
- Да, вполне. Российская ассоциация арматуростроителей сама предложила организовать его здесь, и это говорит о признании кластера профессиональным сообществом. Мы изменили концепцию мероприятия и не просто собрали производителей потусоваться, а пригласили покупателей арматуры. Приехали «Новатэк», «Лукойл», «Газпром» из Екатеринбурга, «Сибур». Они не проигнорировали форум, и получились интересные дискуссии на тему импортозамещения и диагностики трубопроводной арматуры. Это еще одна проблема,
ожидающая решения на государственном уровне. У каждой задвижки есть срок, после которого она требует ремонта. Но если задвижку диагностировать по уму, снять ее «кардиограмму», то может оказаться, что дефектов нет. Задвижку не надо менять, а значит, не надо останавливать энергоблок и терять из-за простоя десятки миллионов рублей в сутки.
- Чем закончился форум?
- Мы приняли резолюцию, где обозначили отраслевые проблемы. Теперь «приставим ей ноги». Подготовлены и отправлены письма в Минпромторг и Минэнерго. Мы планируем попасть в программу национального проекта «Арктика», а для этого следует наладить контакты с правительством Тюменской области, ЯНАО и ХМАО. Надеюсь, губернатор этому посодействует. Тогда откроется прямой путь к преобразованию нашего арматурного кластера из областного в межрегиональный.
Кластеры ускоряют обратную связь между властью и бизнес-структурами. Одно дело, когда малое предприятие обращается к губернатору или его заму. Другое, когда высказывание звучит от имени целой группы промышленников.
- В медицинском кластере инициатива тоже шла снизу? В его составе городские больницы, поликлиники. Это не бизнес. Они имели право выбора?
- Все участие добровольно. Здесь главный инициатор – Александр Губин. За три года до появления медицинского кластера у него уже была готова его презентация, имелось представление, что же должно получиться в итоге. В основе всего лежала идея сотрудничества, так как медицинским учреждениям обособленно существовать невозможно.
- Почему «невозможно»? Они работали в таком режиме все время и справлялись.
- Вместе им удалось воплотить в жизнь проекты, за которые никто бы не взялся поодиночке. У Центра Илизарова появилось несколько совместных лабораторий: боевой травмы – с поликлиникой МВД, политравмы – с городской больницей № 2. С предприятием «Сенсор» она создает инновационные протезы пальцев. Внутри региона возникли связи, которые пошли на пользу качеству и оперативности лечения.
- Как появилась мысль превратить Рябково в медгородок?
- Поселок задумывался таким изначально. На координационном совете кластера главные врачи просто напомнили об этом и заметили, что хорошо бы его обустроить. Ведь туда приезжают гости со всего мира и видят разбитые дороги, продажу надгробных памятников на подъезде к Центру Илизарова. Как депутат городской Думы я от имени коррекционного совета сделал запрос в горадминистрацию. Там отреагировали оперативно и поручили департаменту архитектуры разработать план по развитию микрорайона Рябково. В результате на прежнем месте продажи памятников больше нет, зато построили «Метрополис» – раньше
поблизости не было ни одного крупного супермаркета. По дороге к госпиталю для ветеранов войн по улице Перова стоял заброшенный участок между домами, сейчас там сквер. Отдельно главврач любой больницы никогда бы не стал заниматься благоустройством городской среды, а тут звучит мнение сообщества. Его голос имеет вес, и власть реагирует на просьбы.
- А критерии эффективности кластера существуют?
- Реализация внутрикластерных проектов, необходимых участникам.
- Проекты можно реализовать только на бумаге или из рук вон плохо. Допустим, испытательная лаборатория есть, но все проходит слишком долго или туда по каким-то причинам сложно попасть.
- И такое бывает. Когда в Минэкономразвития я докладывал о нашем Центре испытаний, мне сказали: «Здорово, что у вас пошло на пользу. А в другом регионе защитили проект, заявляли, что он необходим. В результате здание стоит, оборудование пылится, никому ничего не надо». Чтобы так не происходило, проекты должны быть инициированы самим бизнесом, участниками кластера.
- А вообще кластеры привлекают инвесторов?
- За четыре года, пока существует кластер, его имя звучит, о нас становится известно. В 2017 году инвестор из Москвы создал в Кургане предприятие «Поток». Тюменский инвестор на бывших площадях «Бентонита» начал выпускать арматуру. Я не говорю, что появление этих производств – заслуга кластера, но мы серьезно помогаем предприятиям в информационном поле. Федеральные деньги выделяются на печать каталогов, публикации в прессе, участие в отраслевых выставках. И все это начинает действовать синергетически, работать в комплексе.
- У вас есть планы создавать и другие кластеры?
- В 2016 году, когда в Минэке я заикнулся о необходимости туристического кластера, мне ответили: денег на
новый нет. Но к тому моменту мы уже разговаривали с Губиным о важности медицинского туризма, о необходимости гостиниц, инфраструктуры, и я предложил создать соответствующий подкластер внутри медицинского. К процессу подключились «Курорты Зауралья», частные гостиницы. Еще в начале 2017 года появился подкластер лечебных минеральных вод. Сейчас мы разрабатываем для него интерактивную карту минеральных вод Зауралья, которая включит все сведения об их полезных свойствах. Человек набирает слово «гастрит», и выпадает список, какую минералку можно пить при этом заболевании, а какая нужна для профилактики. Здорово? Здорово.
- Как изменился состав участников арматурного кластера за четыре года? Есть предприятия, которые вышли из его состава?
- Тогда, в 2014-м, объединиться решили шестнадцать предприятий. Сегодня их более шестидесяти. Вообще работу кластера можно организовать двумя способами. В первом случае участники отчисляют деньги на содержание управляющей компании, и в этом случае они находятся в составе до тех пор, пока видят отдачу. Мы пошли по иному пути, более выгодному для предприятий. Взнос чисто символический, и окупается он стократно. Допустим, стенд на отраслевой выставке стоит 150-250 тысяч рублей. Это существенная сумма для одного завода, но, если ты едешь под эгидой кластера, она почти полностью покрывается из федеральных
средств, а предприятия вносят небольшой софинанс. При таком раскладе выходить из состава кластера никто не видит смысла.
- Все участие добровольно. Здесь главный инициатор – Александр Губин. За три года до появления медицинского кластера у него уже была готова его презентация, имелось представление, что же должно получиться в итоге. В основе всего лежала идея сотрудничества, так как медицинским учреждениям обособленно существовать невозможно.
- Почему «невозможно»? Они работали в таком режиме все время и справлялись.
- Вместе им удалось воплотить в жизнь проекты, за которые никто бы не взялся поодиночке. У Центра Илизарова появилось несколько совместных лабораторий: боевой травмы – с поликлиникой МВД, политравмы – с городской больницей № 2. С предприятием «Сенсор» она создает инновационные протезы пальцев. Внутри региона возникли связи, которые пошли на пользу качеству и оперативности лечения.
- Как появилась мысль превратить Рябково в медгородок?
- Поселок задумывался таким изначально. На координационном совете кластера главные врачи просто напомнили об этом и заметили, что хорошо бы его обустроить. Ведь туда приезжают гости со всего мира и видят разбитые дороги, продажу надгробных памятников на подъезде к Центру Илизарова. Как депутат городской Думы я от имени коррекционного совета сделал запрос в горадминистрацию. Там отреагировали оперативно и поручили департаменту архитектуры разработать план по развитию микрорайона Рябково. В результате на прежнем месте продажи памятников больше нет, зато построили «Метрополис» – раньше
поблизости не было ни одного крупного супермаркета. По дороге к госпиталю для ветеранов войн по улице Перова стоял заброшенный участок между домами, сейчас там сквер. Отдельно главврач любой больницы никогда бы не стал заниматься благоустройством городской среды, а тут звучит мнение сообщества. Его голос имеет вес, и власть реагирует на просьбы.
- А критерии эффективности кластера существуют?
- Реализация внутрикластерных проектов, необходимых участникам.
- Проекты можно реализовать только на бумаге или из рук вон плохо. Допустим, испытательная лаборатория есть, но все проходит слишком долго или туда по каким-то причинам сложно попасть.
- И такое бывает. Когда в Минэкономразвития я докладывал о нашем Центре испытаний, мне сказали: «Здорово, что у вас пошло на пользу. А в другом регионе защитили проект, заявляли, что он необходим. В результате здание стоит, оборудование пылится, никому ничего не надо». Чтобы так не происходило, проекты должны быть инициированы самим бизнесом, участниками кластера.
- А вообще кластеры привлекают инвесторов?
- За четыре года, пока существует кластер, его имя звучит, о нас становится известно. В 2017 году инвестор из Москвы создал в Кургане предприятие «Поток». Тюменский инвестор на бывших площадях «Бентонита» начал выпускать арматуру. Я не говорю, что появление этих производств – заслуга кластера, но мы серьезно помогаем предприятиям в информационном поле. Федеральные деньги выделяются на печать каталогов, публикации в прессе, участие в отраслевых выставках. И все это начинает действовать синергетически, работать в комплексе.
- У вас есть планы создавать и другие кластеры?
- В 2016 году, когда в Минэке я заикнулся о необходимости туристического кластера, мне ответили: денег на
новый нет. Но к тому моменту мы уже разговаривали с Губиным о важности медицинского туризма, о необходимости гостиниц, инфраструктуры, и я предложил создать соответствующий подкластер внутри медицинского. К процессу подключились «Курорты Зауралья», частные гостиницы. Еще в начале 2017 года появился подкластер лечебных минеральных вод. Сейчас мы разрабатываем для него интерактивную карту минеральных вод Зауралья, которая включит все сведения об их полезных свойствах. Человек набирает слово «гастрит», и выпадает список, какую минералку можно пить при этом заболевании, а какая нужна для профилактики. Здорово? Здорово.
- Как изменился состав участников арматурного кластера за четыре года? Есть предприятия, которые вышли из его состава?
- Тогда, в 2014-м, объединиться решили шестнадцать предприятий. Сегодня их более шестидесяти. Вообще работу кластера можно организовать двумя способами. В первом случае участники отчисляют деньги на содержание управляющей компании, и в этом случае они находятся в составе до тех пор, пока видят отдачу. Мы пошли по иному пути, более выгодному для предприятий. Взнос чисто символический, и окупается он стократно. Допустим, стенд на отраслевой выставке стоит 150-250 тысяч рублей. Это существенная сумма для одного завода, но, если ты едешь под эгидой кластера, она почти полностью покрывается из федеральных
средств, а предприятия вносят небольшой софинанс. При таком раскладе выходить из состава кластера никто не видит смысла.
- Продолжит ли существовать кластер, если федеральное финансирование прекратится?
- Конечно, все станет сложнее. Материальная поддержка – наше сильное преимущество. Но, учитывая опыт кооперационных связей, которые сложились внутри кластеров, часть предприятий продолжат работать сообща. Я уверен, кластеры будут существовать еще и потому, что они созданы волей снизу. Если бы их появление
- Конечно, все станет сложнее. Материальная поддержка – наше сильное преимущество. Но, учитывая опыт кооперационных связей, которые сложились внутри кластеров, часть предприятий продолжат работать сообща. Я уверен, кластеры будут существовать еще и потому, что они созданы волей снизу. Если бы их появление
обусловливалось властно, тогда нет.
- Если главная цель объединения бизнеса в кластеры – кооперация предприятий, почему она не случилась раньше, без кластера? Разве Центр Илизарова сам не мог предложить «Сенсору» делать протезы?
- Мог, но, понимаете ли, текучка. Часто бывает не до того, или механизмы выстраивания сотрудничества неизвестны, или личные отношения не те. Некоторые участники кластера до его появления даже не здоровались друг с другом. А сейчас ясно, что ряд вопросов можно решить только совместно и конкуренцию следует отодвинуть в сторону.
- Как заинтересовать в объединении в кластеры представителей успешного бизнеса? Если человек придумал, как заработать деньги, зачем ему советчики, указчики, помощники?
- И такое есть, да. Я предлагал создать кластер рыбным хозяйствам, а в ответ: «Зачем нам это надо?» Похожая
ситуация возникла, когда мы обсуждали проект лесопромышленного кластера. И в том, и в другом случае не было якорного предприятия, которое бы тянуло на себе всю идею, нет единого настроения в профессиональном сообществе. Создание кластера – уравнение со множеством неизвестных. И никогда нельзя сказать заранее, сработает инициатива или нет. Если все получилось – это здорово.
- Если главная цель объединения бизнеса в кластеры – кооперация предприятий, почему она не случилась раньше, без кластера? Разве Центр Илизарова сам не мог предложить «Сенсору» делать протезы?
- Мог, но, понимаете ли, текучка. Часто бывает не до того, или механизмы выстраивания сотрудничества неизвестны, или личные отношения не те. Некоторые участники кластера до его появления даже не здоровались друг с другом. А сейчас ясно, что ряд вопросов можно решить только совместно и конкуренцию следует отодвинуть в сторону.
- Как заинтересовать в объединении в кластеры представителей успешного бизнеса? Если человек придумал, как заработать деньги, зачем ему советчики, указчики, помощники?
- И такое есть, да. Я предлагал создать кластер рыбным хозяйствам, а в ответ: «Зачем нам это надо?» Похожая
ситуация возникла, когда мы обсуждали проект лесопромышленного кластера. И в том, и в другом случае не было якорного предприятия, которое бы тянуло на себе всю идею, нет единого настроения в профессиональном сообществе. Создание кластера – уравнение со множеством неизвестных. И никогда нельзя сказать заранее, сработает инициатива или нет. Если все получилось – это здорово.
АЛЕКСАНДР ГУБИН:
«Мы не можем вести себя как хищники»
- Александр Вадимович, почему у вас возникла мысль о необходимости в Кургане медицинского
кластера?
- Дело в том, что Центр Илизарова – крупное монопрофильное медицинское учреждение. Мы занимаемся исключительно травматологией и ортопедией. Но люди, как правило, не болеют одной болезнью, они
имеют «букет». Особенно если речь о пожилых или о пациентах со сложными хроническими заболеваниями.
Помочь им, не имея специалистов разного профиля: терапевтов, педиатров, хирургов, неврологов, – невозможно.
В 2012 году, когда мы начали внедрять новые хирургические методики лечения и увеличился поток больных
со сложными патологиями, проблема монопрофильности стала еще актуальнее. И в 2013-м возникла идея,
как разрешить ситуацию, находясь в благоприятных условиях медицинского городка. Таким мудрые предки
задумали при строительстве поселок Рябково.
- До этого вы где-то наблюдали удачные примеры совместной деятельности разных лечебных
учреждений?
- К моменту, когда тема кластера стала на слуху, у нас уже был опыт взаимодействия с областной больницей
имени Красного Креста. В конце 2010 года я приехал из Петербурга руководителем и узнал, что в Центр
Илизарова планируют перевести оттуда все койки детской травмы. Ситуация была очень серьезной:
детская больница теряла свою многопрофильность, так как отделение детской травматологии-ортопедии
одно из ключевых для любой детской больницы, а она у нас в области одна. В итоге мы создали совершенно
другой проект – лабораторию на базе Красного Креста. Койки остались на прежнем месте. Коллектив детской
больницы усилился специалистами Центра Илизарова, которые стали выходить на совмещение. Больница получила право на статус клинической. Мы же сохранили свой профиль, а Анатолий Коробейников, заведующий лабораторией детской травматологии и ортопедии, написал кандидатскую диссертацию на материале, собранном в Красном Кресте. Форма работы оказалась очень продуктивной, и стало понятно, что нужно налаживать больше таких связей. Тогда я впервые вышел на руководителей здравоохранения с предложением двигаться по пути кластерного развития.
- Как ваши коллеги из других больниц отреагировали на него?
- Честно говоря, я ожидал более сильного сопротивления. Люди всегда боятся потерять независимость,
ресурс, свое юридическое лицо. Это нормально. Я подчеркивал, что самостоятельность сохранится у каждого. Но то, что медицинские учреждения Курганской области, в том числе и Центр Илизарова, должны объединяться для возможности оказания всей сферы медицинских услуг, очевидно.
- Больницы беспокоились, что лишатся финансового ресурса?
- Человеческого, кадрового, финансового, научного, клинического – любого. Кластер же позволяет объединить
учреждения, не создавая юридическое лицо. Появляется совет главных врачей, где обсуждаются общие проблемы, вопросы логистики и экономного распределения ресурсов. Связи с партнерами извне выстраивает не каждый по отдельности, а укрупненное объединение. Или одна больница произносит: «Нам надо перед въездом дорожку заасфальтировать», или целый кластер: «У нас есть программа развития медицинского
городка, мы имеем общие пути подъезда, и они должны быть в порядке».
кластера?
- Дело в том, что Центр Илизарова – крупное монопрофильное медицинское учреждение. Мы занимаемся исключительно травматологией и ортопедией. Но люди, как правило, не болеют одной болезнью, они
имеют «букет». Особенно если речь о пожилых или о пациентах со сложными хроническими заболеваниями.
Помочь им, не имея специалистов разного профиля: терапевтов, педиатров, хирургов, неврологов, – невозможно.
В 2012 году, когда мы начали внедрять новые хирургические методики лечения и увеличился поток больных
со сложными патологиями, проблема монопрофильности стала еще актуальнее. И в 2013-м возникла идея,
как разрешить ситуацию, находясь в благоприятных условиях медицинского городка. Таким мудрые предки
задумали при строительстве поселок Рябково.
- До этого вы где-то наблюдали удачные примеры совместной деятельности разных лечебных
учреждений?
- К моменту, когда тема кластера стала на слуху, у нас уже был опыт взаимодействия с областной больницей
имени Красного Креста. В конце 2010 года я приехал из Петербурга руководителем и узнал, что в Центр
Илизарова планируют перевести оттуда все койки детской травмы. Ситуация была очень серьезной:
детская больница теряла свою многопрофильность, так как отделение детской травматологии-ортопедии
одно из ключевых для любой детской больницы, а она у нас в области одна. В итоге мы создали совершенно
другой проект – лабораторию на базе Красного Креста. Койки остались на прежнем месте. Коллектив детской
больницы усилился специалистами Центра Илизарова, которые стали выходить на совмещение. Больница получила право на статус клинической. Мы же сохранили свой профиль, а Анатолий Коробейников, заведующий лабораторией детской травматологии и ортопедии, написал кандидатскую диссертацию на материале, собранном в Красном Кресте. Форма работы оказалась очень продуктивной, и стало понятно, что нужно налаживать больше таких связей. Тогда я впервые вышел на руководителей здравоохранения с предложением двигаться по пути кластерного развития.
- Как ваши коллеги из других больниц отреагировали на него?
- Честно говоря, я ожидал более сильного сопротивления. Люди всегда боятся потерять независимость,
ресурс, свое юридическое лицо. Это нормально. Я подчеркивал, что самостоятельность сохранится у каждого. Но то, что медицинские учреждения Курганской области, в том числе и Центр Илизарова, должны объединяться для возможности оказания всей сферы медицинских услуг, очевидно.
- Больницы беспокоились, что лишатся финансового ресурса?
- Человеческого, кадрового, финансового, научного, клинического – любого. Кластер же позволяет объединить
учреждения, не создавая юридическое лицо. Появляется совет главных врачей, где обсуждаются общие проблемы, вопросы логистики и экономного распределения ресурсов. Связи с партнерами извне выстраивает не каждый по отдельности, а укрупненное объединение. Или одна больница произносит: «Нам надо перед въездом дорожку заасфальтировать», или целый кластер: «У нас есть программа развития медицинского
городка, мы имеем общие пути подъезда, и они должны быть в порядке».
Люди всегда боятся потерять независимость, ресурс, свое юридическое лицо. Это нормально. Я подчеркивал, что самостоятельность сохранится у каждого.
- Что стало отправной точкой в деятельности кластера?
- Любой кластер начинается с микропроектов. На примере лаборатории на базе Красного Креста мы поняли, что можем распределить нагрузки и силы так, что всем будет выгодно. Пользуясь этой схемой, в 2014 году мы сделали лабораторию политравмы для взрослых в городской больнице №2. Тогда пришли федеральные деньги по дорожной программе, и оптимально было использовать их именно для борьбы с последствиями дорожного травматизма.
- Другими словами, если на трассе происходит ДТП, человека везут в эту лабораторию?
- Алгоритм простой: при высокоэнергетической травме, падении с высоты, автокатастрофе, тяжелой производственной травме, когда мы имеем дело не только с повреждениями опорно-двигательного аппарата, но и внутренних органов, пострадавшего госпитализируют в центр политравмы. Там пациент проходит через шоковую палату, сканирование МРТ, попадает в реанимацию с интенсивной терапией. Если необходимо, на операцию выходят наши нейрохирурги или человек может быть переведен в Центр Илизарова, когда его стабилизируют по внутренним органам. При таком плотном взаимодействии монопрофильность не страшна.
- Какие еще внутрикластерные проекты удалось реализовать?
- У нас наладилось хорошее взаимодействие с онкодиспансером. Их сотрудники выходят по совместительству к нам, наши – к ним. Пациентам с метастазами, с поражением позвоночника на фоне онкологических заболеваний мы проводим реконструктивные операции, а в онкодиспансере их диагностируют, назначают химиотерапию. Сейчас развивается проект с перинатальным центром по больным с разрывом таза при родах.
- Другими словами, создается сеть, которая позволяет врачам работать вместе?
- Да, мы начинаем общаться и видим, что многие наши проблемы пересекаются – и решение общее. И создается атмосфера инноваций, изменений, которая позволяет делать среду более качественной. Когда люди варятся в собственном соку и посещают раз в год общие конференции, они потихонечку деградируют.
- По сути, кластер – это клуб?
- Только оформленный, позволяющий использовать дополнительные механизмы и привлекать федеральные
средства. Укладка нового асфальта, благоустройство общественных пространств в Рябково тоже происходят
при участии кластера. Изначально въезд в медицинский городок со стороны поселка выглядел совершенно жутко: уличная продажа надгробий, потом растяжка «Ломбард». Затем шли больницы непримечательного вида, все вразнобой. Теперь мы разработали проект, по которому внешний вид Рябково будет меняться. Отдельной больнице такое не под силу было бы организовать, только кластеру.
- После того как несколько внутрикластерных проектов запущены, коллеги из других медицинских учреждений разделяют ваш настрой?
- Настрой никто полностью не разделяет, тем более он у меня скептический. И это нормально. Любой новый проект проходит стадию принятия, поэтому так важен этап создания микропроекта. И он должен быть удачным.
- Вы сказали про федеральные деньги. На какие проекты их удалось привлечь?
- Например, на строительство центра политравмы. Создано отделение с приемным покоем, шоковой палатой,
компьютерным томографом. И все это произошло благодаря нашему взаимодействию внутри кластера и совместным решениям.
- Любой кластер начинается с микропроектов. На примере лаборатории на базе Красного Креста мы поняли, что можем распределить нагрузки и силы так, что всем будет выгодно. Пользуясь этой схемой, в 2014 году мы сделали лабораторию политравмы для взрослых в городской больнице №2. Тогда пришли федеральные деньги по дорожной программе, и оптимально было использовать их именно для борьбы с последствиями дорожного травматизма.
- Другими словами, если на трассе происходит ДТП, человека везут в эту лабораторию?
- Алгоритм простой: при высокоэнергетической травме, падении с высоты, автокатастрофе, тяжелой производственной травме, когда мы имеем дело не только с повреждениями опорно-двигательного аппарата, но и внутренних органов, пострадавшего госпитализируют в центр политравмы. Там пациент проходит через шоковую палату, сканирование МРТ, попадает в реанимацию с интенсивной терапией. Если необходимо, на операцию выходят наши нейрохирурги или человек может быть переведен в Центр Илизарова, когда его стабилизируют по внутренним органам. При таком плотном взаимодействии монопрофильность не страшна.
- Какие еще внутрикластерные проекты удалось реализовать?
- У нас наладилось хорошее взаимодействие с онкодиспансером. Их сотрудники выходят по совместительству к нам, наши – к ним. Пациентам с метастазами, с поражением позвоночника на фоне онкологических заболеваний мы проводим реконструктивные операции, а в онкодиспансере их диагностируют, назначают химиотерапию. Сейчас развивается проект с перинатальным центром по больным с разрывом таза при родах.
- Другими словами, создается сеть, которая позволяет врачам работать вместе?
- Да, мы начинаем общаться и видим, что многие наши проблемы пересекаются – и решение общее. И создается атмосфера инноваций, изменений, которая позволяет делать среду более качественной. Когда люди варятся в собственном соку и посещают раз в год общие конференции, они потихонечку деградируют.
- По сути, кластер – это клуб?
- Только оформленный, позволяющий использовать дополнительные механизмы и привлекать федеральные
средства. Укладка нового асфальта, благоустройство общественных пространств в Рябково тоже происходят
при участии кластера. Изначально въезд в медицинский городок со стороны поселка выглядел совершенно жутко: уличная продажа надгробий, потом растяжка «Ломбард». Затем шли больницы непримечательного вида, все вразнобой. Теперь мы разработали проект, по которому внешний вид Рябково будет меняться. Отдельной больнице такое не под силу было бы организовать, только кластеру.
- После того как несколько внутрикластерных проектов запущены, коллеги из других медицинских учреждений разделяют ваш настрой?
- Настрой никто полностью не разделяет, тем более он у меня скептический. И это нормально. Любой новый проект проходит стадию принятия, поэтому так важен этап создания микропроекта. И он должен быть удачным.
- Вы сказали про федеральные деньги. На какие проекты их удалось привлечь?
- Например, на строительство центра политравмы. Создано отделение с приемным покоем, шоковой палатой,
компьютерным томографом. И все это произошло благодаря нашему взаимодействию внутри кластера и совместным решениям.
- Какие проекты собираетесь реализовывать в будущем?
- Работа по здравоохранению, оказанию медицинской помощи бесконечна, и она продолжится. Но еще
существует вопрос внешних партнеров из среднего и малого бизнеса. Рябково давно превратилось в большую гостиницу для приезжих больных и их родственников..
- Жители поселка сдают койко-места?
- Многие. Хотя сейчас ситуация немного улучшилась. За время, пока я живу в Кургане, гостиница «Айвенго»
надстроила еще один этаж. Прямо на границе нашей территории образовалась гостиница «КНИИЭКОТ». Еще
«Семья». Все они в составе кластера. Бизнес не надо уговаривать, он хорошо реагирует на спрос. Плюс появились маленький торговый центр, ларечки, которые продают вещи, текстиль тем, кто лежит в больнице. Конечно, возвращаясь к проблеме с черным рынком аренды жилья, это не тот вопрос, который решим мы, медики. Он адресован власти: нужны ли ей эти налоги? Но и у нас есть свои риски: если пациент живет в такой квартире, случись с ним что, кто за это будет отвечать? Какие там санитарноэпидемиологические условия? Гостиницу можно проверить на вшивость в прямом смысле. Следующий момент – наука. На нашей
территории действует опытный завод РНЦ ВТО им. академика Илизарова. Юридически он отделился от
Центра после распада СССР и сейчас автономен, но с ним существует тесная историческая связь. Это главный производитель аппаратов Илизарова в мире. Мы же, в свою очередь, обучаем врачей из других городов и стран ставить эти аппараты, то есть наше сотрудничество обоюдовыгодное. С предприятием «Сенсор» все еще интереснее. Мы создали совместную лабораторию и разрабатываем новые изделия, у нас есть совместные патенты.
- Какие?
- В частности на изготовление инновационных имплантов, которые вставляются в остаток утерянной конечности – культю.
- Вместо пальцев?
- Да, но пальцы – самое начало. Сейчас мы готовимся к разработке предплечья, а в будущем – голени, бедра,
плеча. Это сопровождается большим объемом экспериментов. Мы хотим получить нечто отличное от западных образцов, иначе решить вопрос интеграции имплантов, внедрения их в кость и приживления.
- «Сенсор» тоже входит в кластер, несмотря на то, что не является медицинским учреждением?
- Да, кластеры тем и хороши, что позволяют взаимодействовать с учреждениями из другой области. Производителям оборудования, фармпрепаратов, поставщикам услуг перспективнее за раз наладить контакт с десятью больницами, чем с одной. На общей встрече познакомиться со всеми и получить несколько предложений о сотрудничестве.
- Сергей Сухарев, директор Центра кластерного развития, говорил о том, что внутри вашего кластера создан подкластер медицинского туризма и в будущем целесообразно создать самостоятельный кластер медицинского туризма. Насколько он актуален?
- Число приезжающих в Центр Илизарова из других регионов и стран действительно большое. Мы проводим около 13 тысяч операций в год. Если учесть, что большая часть – это иногородние пациенты и у каждого есть хотя бы один сопровождающий, общая цифра медицинских туристов приблизится к 20 тысячам. Прибавьте сюда столько же амбулаторных пациентов, многие из которых с Севера. И все эти люди снимают жилье, питаются, во многом благодаря им работают аэропорт и вокзал. К тому же наш Центр – крупный налогоплательщик и работодатель. В общей сложности благодаря ему в Зауралье оседает около миллиарда рублей. Мы крайне экономически интересны области. И с точки зрения администрации региона, те проекты, которые мы предлагаем, надо поддерживать и развивать.
- Я знаю, что в состав кластера собираются войти ветеринары.
- Ветеринария близка нам с точки зрения технологий, лекарств. Люди – тоже биологические объекты. К тому же сегодня добиться разрешения применять новые импланты на человеке невероятно сложно. В ветеринарии гораздо меньше бюрократических препонов. Тем более у животных очень часто случаются повреждения, переломы, потеря конечностей, и в Центре Илизарова постоянно проходят курсы для ветеринаров.
- Если не все коллеги разделяют оптимизм от кластера, то почему вам это больше других надо? Есть ощущение, что Центр Илизарова, имея федеральное финансирование, все-таки находится в чуть лучших условиях, чем другие.
- Чем-то в худших, чем-то в лучших. Например, периодически мы зовем тех или иных сотрудников, предположим, операционных сестер, на наши вакансии. И знаете, приходят крайне редко. Привлекает зарплата, но отпугивают объем и сложность работы. Наверное, это абсолютно нормально, что интересы
Центра Илизарова для меня превыше всего. Мы должны были решить проблему монопрофильности и отдать на аутсорсинг партнерам те вещи, которыми нам не надо заниматься. Но стоит понимать: не может существовать красивый, богатый, первоклассный Центр, когда вокруг больницы с трудом выживают. Большая агрессивная рыба недолго будет жить в маленьком пруду. Она быстро съест остальную рыбу и погибнет. Я воспринимаю Центр Илизарова как большую рыбу, и мы должны сдружиться с другими рыбками, чтобы они росли вместе с нами, чтобы мы выживали сообща. Иначе эта дисгармония всех убьет. Мы же объединились в кластер волей снизу – от бедности, от безысходности. Требовались единая политика, совместные решения, чтобы что-то изменить.
- Работа по здравоохранению, оказанию медицинской помощи бесконечна, и она продолжится. Но еще
существует вопрос внешних партнеров из среднего и малого бизнеса. Рябково давно превратилось в большую гостиницу для приезжих больных и их родственников..
- Жители поселка сдают койко-места?
- Многие. Хотя сейчас ситуация немного улучшилась. За время, пока я живу в Кургане, гостиница «Айвенго»
надстроила еще один этаж. Прямо на границе нашей территории образовалась гостиница «КНИИЭКОТ». Еще
«Семья». Все они в составе кластера. Бизнес не надо уговаривать, он хорошо реагирует на спрос. Плюс появились маленький торговый центр, ларечки, которые продают вещи, текстиль тем, кто лежит в больнице. Конечно, возвращаясь к проблеме с черным рынком аренды жилья, это не тот вопрос, который решим мы, медики. Он адресован власти: нужны ли ей эти налоги? Но и у нас есть свои риски: если пациент живет в такой квартире, случись с ним что, кто за это будет отвечать? Какие там санитарноэпидемиологические условия? Гостиницу можно проверить на вшивость в прямом смысле. Следующий момент – наука. На нашей
территории действует опытный завод РНЦ ВТО им. академика Илизарова. Юридически он отделился от
Центра после распада СССР и сейчас автономен, но с ним существует тесная историческая связь. Это главный производитель аппаратов Илизарова в мире. Мы же, в свою очередь, обучаем врачей из других городов и стран ставить эти аппараты, то есть наше сотрудничество обоюдовыгодное. С предприятием «Сенсор» все еще интереснее. Мы создали совместную лабораторию и разрабатываем новые изделия, у нас есть совместные патенты.
- Какие?
- В частности на изготовление инновационных имплантов, которые вставляются в остаток утерянной конечности – культю.
- Вместо пальцев?
- Да, но пальцы – самое начало. Сейчас мы готовимся к разработке предплечья, а в будущем – голени, бедра,
плеча. Это сопровождается большим объемом экспериментов. Мы хотим получить нечто отличное от западных образцов, иначе решить вопрос интеграции имплантов, внедрения их в кость и приживления.
- «Сенсор» тоже входит в кластер, несмотря на то, что не является медицинским учреждением?
- Да, кластеры тем и хороши, что позволяют взаимодействовать с учреждениями из другой области. Производителям оборудования, фармпрепаратов, поставщикам услуг перспективнее за раз наладить контакт с десятью больницами, чем с одной. На общей встрече познакомиться со всеми и получить несколько предложений о сотрудничестве.
- Сергей Сухарев, директор Центра кластерного развития, говорил о том, что внутри вашего кластера создан подкластер медицинского туризма и в будущем целесообразно создать самостоятельный кластер медицинского туризма. Насколько он актуален?
- Число приезжающих в Центр Илизарова из других регионов и стран действительно большое. Мы проводим около 13 тысяч операций в год. Если учесть, что большая часть – это иногородние пациенты и у каждого есть хотя бы один сопровождающий, общая цифра медицинских туристов приблизится к 20 тысячам. Прибавьте сюда столько же амбулаторных пациентов, многие из которых с Севера. И все эти люди снимают жилье, питаются, во многом благодаря им работают аэропорт и вокзал. К тому же наш Центр – крупный налогоплательщик и работодатель. В общей сложности благодаря ему в Зауралье оседает около миллиарда рублей. Мы крайне экономически интересны области. И с точки зрения администрации региона, те проекты, которые мы предлагаем, надо поддерживать и развивать.
- Я знаю, что в состав кластера собираются войти ветеринары.
- Ветеринария близка нам с точки зрения технологий, лекарств. Люди – тоже биологические объекты. К тому же сегодня добиться разрешения применять новые импланты на человеке невероятно сложно. В ветеринарии гораздо меньше бюрократических препонов. Тем более у животных очень часто случаются повреждения, переломы, потеря конечностей, и в Центре Илизарова постоянно проходят курсы для ветеринаров.
- Если не все коллеги разделяют оптимизм от кластера, то почему вам это больше других надо? Есть ощущение, что Центр Илизарова, имея федеральное финансирование, все-таки находится в чуть лучших условиях, чем другие.
- Чем-то в худших, чем-то в лучших. Например, периодически мы зовем тех или иных сотрудников, предположим, операционных сестер, на наши вакансии. И знаете, приходят крайне редко. Привлекает зарплата, но отпугивают объем и сложность работы. Наверное, это абсолютно нормально, что интересы
Центра Илизарова для меня превыше всего. Мы должны были решить проблему монопрофильности и отдать на аутсорсинг партнерам те вещи, которыми нам не надо заниматься. Но стоит понимать: не может существовать красивый, богатый, первоклассный Центр, когда вокруг больницы с трудом выживают. Большая агрессивная рыба недолго будет жить в маленьком пруду. Она быстро съест остальную рыбу и погибнет. Я воспринимаю Центр Илизарова как большую рыбу, и мы должны сдружиться с другими рыбками, чтобы они росли вместе с нами, чтобы мы выживали сообща. Иначе эта дисгармония всех убьет. Мы же объединились в кластер волей снизу – от бедности, от безысходности. Требовались единая политика, совместные решения, чтобы что-то изменить.
Кластеры позволяют взаимодействовать с учреждениями из
другой области. Производителям оборудования, фармпрепаратов, поставщикам услуг перспективнее за раз наладить контакт с десятью больницами, чем с одной.
другой области. Производителям оборудования, фармпрепаратов, поставщикам услуг перспективнее за раз наладить контакт с десятью больницами, чем с одной.
- Вы искренне считаете, что у вас все получится так, как задумали?
- Вы знаете, я просто делаю.
- Или бьетесь в стекло?
- Нет, я вижу эффект, хотя люди опасаются лишиться самостоятельности, иногда стесняются показать то, что есть на самом деле, но здесь вопрос открытости. В концепции развития
Центра Илизарова, которая появилась в 2011 году, есть такие аспекты, как «прозрачность» и
- Вы знаете, я просто делаю.
- Или бьетесь в стекло?
- Нет, я вижу эффект, хотя люди опасаются лишиться самостоятельности, иногда стесняются показать то, что есть на самом деле, но здесь вопрос открытости. В концепции развития
Центра Илизарова, которая появилась в 2011 году, есть такие аспекты, как «прозрачность» и
«дружба с областью». Мы не скрываем наши наработки. На еженедельный совет может прийти любой журналист. Вы увидите всех больных, которых мы пролечили за неделю. Наши планы, концепции и документы, новости – все публикуется на сайте Центра. Мы открыты, потому что в крохотном пространстве не можем вести себя как хищники. Ресурса очень мало. И либо мы будем друг друга вытягивать, либо все накроется. Тенденции к этому хорошо просматриваются, поэтому иллюзий я не питаю. В России осталось всего пять федеральных учреждений по травматологии и ортопедии. За годы, пока я в Кургане, многие наши хорошие партнеры поменяли статус. В Уральском федеральном округе мы единственные, поэтому должны не просто выживать, а развиваться.
ВИКТОР МАЛЬЦЕВ:
«Наша цель – получить доверие рынка»
- Виктор Николаевич, перед интервью вы сказали, что вернулись со встречи с крупным клиентом.
Расскажите о нем.
- Любые сведения о клиентах ограничены коммерческой тайной, поэтому только общая информация: заказчик планирует вывести на рынок новую продукцию. Его интересуют поставки на атомные станции, расположенные за рубежом, и ему нужно сертифицировать свои изделия. В том числе пройти обязательные ресурсные испытания, которые как раз осуществляет наша лаборатория. В планах клиента на следующий год – более десяти сертификационных испытаний, а это серьезная сумма. Он мог бы внести существенный вклад в доходную часть нашего Центра.
- Это кто-то из членов Курганского арматурного кластера?
- Нет, предприятие находится в другом регионе. Генеральный директор узнал о нас на форуме арматуростроителей, где принимал участие, и ему понравилась наша испытательная лаборатория.
- С кем из курганских производителей арматуры вы уже работали?
Завьялов, начальник испытательной лаборатории АНО КЦИСС: С ЗАО «Курганспецарматура», ООО
«РТМТ», ООО НПФ «МКТ-АСДМ», ООО «Темпер». Много сторонних заказчиков, например, из Самары,
Благовещенска ... В общей сложности в 2017 году мы провели порядка 130 испытаний. В этом – более 80,
и по расчетам, должны выйти на самоокупаемость. Мы живем на то, что получаем с заказов, и в текущем
году не пользовались господдержкой.
- Как много в России лабораторий, подобных вашей?
Завьялов: С такой же областью аккредитации и стендовым оборудованием - четыре, но основные три –
в городе Кашира Московской области, НПО ЦКТИ имени Ползунова в Санкт-Петербурге и наша, курганская.
- Вы включили себя в тройку лидеров. Это имеет какие-то основания?
Завьялов: Да, таково мнение отраслевых заказчиков. Посещая нас, они говорят, что мы стоим наравне
с Питером и Москвой, которые работают на рынке испытаний уже несколько десятилетий. Остальные
лаборатории заводские, созданы при арматурных предприятиях. Они не признаются независимыми и
оснащены хуже. Стендовое оборудование имеет меньшие параметры или устарело морально и физически.
Наши стенды уникальны, они разработаны и изготовлены с нуля, в них сразу закладывались современные
средства автоматизации и измерения.
- Виктор Николаевич, то есть вы не уступаете главным конкурентам?
- Технически – нет. По коллективу, его опытности и численности – возможно. На рынке почти нет таких
уникальных специалистов, как инженер-испытатель, с большим опытом работы. Остался только один доступный вариант – самим воспитывать и выращивать кадры из перспективной молодежи, что мы и делаем. Сейчас у нас работают семь человек. Но ниша испытаний и сертификации сложной машиностроительной продукции очень перспективная. Она считается высокопрофессиональной и наукоемкой. У коллег в Москве и Санкт-Петербурге – очереди на испытания и серьезные ценники. Наша цель – наработать свою клиентскую базу, получить доверие рынка и крупных отраслевых заказчиков, таких как «Росатом», «Транснефть», «Роснефть»...
- С какими трудностями при вхождении в рынок вы столкнулись?
- Пока мы не вышли на полную мощность, и главная причина этому – необходимость аккредитации у отраслевых заказчиков. От «Росатома» и Росаккредитации мы ее получили, но сегодня условия на нашем рынке сложились так, что каждая крупная компания контролирует свою часть рынка и предъявляет поставщикам арматуры собственные требования. Поэтому, чтобы эти компании признавали наши протоколы испытаний, необходимо с каждой из них выстроить доверительные деловые отношения и пройти дополнительный аудит. Его цель - убедиться, что мы не виртуальное предприятие и у нас есть действующие аттестованные стенды и квалифицированный персонал. Что мы не рисуем поддельные протоколы испытаний, имея только офис, а это сейчас, к сожалению, очень распространенное явление. Буквально два дня назад к нам приезжали представители ПАО «Роснефть», речь снова шла о проведении аудита. Конечно, мы очень заинтересованы в том, чтобы ПАО «Транснефть», ПАО «Газпромнефть» и ПАО «Лукойл» тоже признавали наши
протоколы испытаний.
Расскажите о нем.
- Любые сведения о клиентах ограничены коммерческой тайной, поэтому только общая информация: заказчик планирует вывести на рынок новую продукцию. Его интересуют поставки на атомные станции, расположенные за рубежом, и ему нужно сертифицировать свои изделия. В том числе пройти обязательные ресурсные испытания, которые как раз осуществляет наша лаборатория. В планах клиента на следующий год – более десяти сертификационных испытаний, а это серьезная сумма. Он мог бы внести существенный вклад в доходную часть нашего Центра.
- Это кто-то из членов Курганского арматурного кластера?
- Нет, предприятие находится в другом регионе. Генеральный директор узнал о нас на форуме арматуростроителей, где принимал участие, и ему понравилась наша испытательная лаборатория.
- С кем из курганских производителей арматуры вы уже работали?
Завьялов, начальник испытательной лаборатории АНО КЦИСС: С ЗАО «Курганспецарматура», ООО
«РТМТ», ООО НПФ «МКТ-АСДМ», ООО «Темпер». Много сторонних заказчиков, например, из Самары,
Благовещенска ... В общей сложности в 2017 году мы провели порядка 130 испытаний. В этом – более 80,
и по расчетам, должны выйти на самоокупаемость. Мы живем на то, что получаем с заказов, и в текущем
году не пользовались господдержкой.
- Как много в России лабораторий, подобных вашей?
Завьялов: С такой же областью аккредитации и стендовым оборудованием - четыре, но основные три –
в городе Кашира Московской области, НПО ЦКТИ имени Ползунова в Санкт-Петербурге и наша, курганская.
- Вы включили себя в тройку лидеров. Это имеет какие-то основания?
Завьялов: Да, таково мнение отраслевых заказчиков. Посещая нас, они говорят, что мы стоим наравне
с Питером и Москвой, которые работают на рынке испытаний уже несколько десятилетий. Остальные
лаборатории заводские, созданы при арматурных предприятиях. Они не признаются независимыми и
оснащены хуже. Стендовое оборудование имеет меньшие параметры или устарело морально и физически.
Наши стенды уникальны, они разработаны и изготовлены с нуля, в них сразу закладывались современные
средства автоматизации и измерения.
- Виктор Николаевич, то есть вы не уступаете главным конкурентам?
- Технически – нет. По коллективу, его опытности и численности – возможно. На рынке почти нет таких
уникальных специалистов, как инженер-испытатель, с большим опытом работы. Остался только один доступный вариант – самим воспитывать и выращивать кадры из перспективной молодежи, что мы и делаем. Сейчас у нас работают семь человек. Но ниша испытаний и сертификации сложной машиностроительной продукции очень перспективная. Она считается высокопрофессиональной и наукоемкой. У коллег в Москве и Санкт-Петербурге – очереди на испытания и серьезные ценники. Наша цель – наработать свою клиентскую базу, получить доверие рынка и крупных отраслевых заказчиков, таких как «Росатом», «Транснефть», «Роснефть»...
- С какими трудностями при вхождении в рынок вы столкнулись?
- Пока мы не вышли на полную мощность, и главная причина этому – необходимость аккредитации у отраслевых заказчиков. От «Росатома» и Росаккредитации мы ее получили, но сегодня условия на нашем рынке сложились так, что каждая крупная компания контролирует свою часть рынка и предъявляет поставщикам арматуры собственные требования. Поэтому, чтобы эти компании признавали наши протоколы испытаний, необходимо с каждой из них выстроить доверительные деловые отношения и пройти дополнительный аудит. Его цель - убедиться, что мы не виртуальное предприятие и у нас есть действующие аттестованные стенды и квалифицированный персонал. Что мы не рисуем поддельные протоколы испытаний, имея только офис, а это сейчас, к сожалению, очень распространенное явление. Буквально два дня назад к нам приезжали представители ПАО «Роснефть», речь снова шла о проведении аудита. Конечно, мы очень заинтересованы в том, чтобы ПАО «Транснефть», ПАО «Газпромнефть» и ПАО «Лукойл» тоже признавали наши
протоколы испытаний.
Пока мы не вышли на полную мощность, и главная причина
этому – необходимость аккредитации у отраслевых заказчиков.
Пока наш внутренний рынок поделен на маленькие и большие
«огороды», и арматурные предприятия сертифицируют свою
продукцию по несколько раз, отдельно у каждого из заказчиков, а это требует много времени и увеличивает конечную стоимость продукции.
этому – необходимость аккредитации у отраслевых заказчиков.
Пока наш внутренний рынок поделен на маленькие и большие
«огороды», и арматурные предприятия сертифицируют свою
продукцию по несколько раз, отдельно у каждого из заказчиков, а это требует много времени и увеличивает конечную стоимость продукции.
- Если не удастся получить аккредитацию от основных нефтегазовых компаний, чем это может обернуться?
- Для курганских арматурных предприятий станет сложнее процедура поставки продукции этим компаниям. Мы же только промежуточное звено между отраслевыми заказчиками и их поставщиками – заводами. Испытательная лаборатория и была создана, чтобы участники арматурного кластера могли проводить ресурсные испытания у себя в регионе, а не за две-три тысячи километров, ожидая очередь длиною в год.
Надо сказать, что сейчас Росстандарт реализует программу создания единой национальной системы сертификации. В итоге должны появиться общие требования к продукции энергетического машиностроения. А значит, сертификаты и протоколы испытаний, выданные независимыми испытательными лабораториями в соответствии с этими стандартами, будут признаваться всеми участниками рынка, как это принято во всех цивилизованных странах. Пока наш внутренний рынок поделен на маленькие и большие «огороды», и арматурные предприятия сертифицируют свою продукцию по несколько раз, отдельно у каждого из заказчиков, а это требует много времени и увеличивает конечную стоимость продукции.
- То есть задача вашего Центра – упростить бизнесу вхождение в рынок?
- В решении вопросов сертификации и испытаний - да, потому что сейчас небольшим промышленным предприятиям часто это просто не по силам. Для нас же получение прибыли от проведения испытаний не является основным видом уставной деятельности, и если мы будем стремиться поднимать стоимость наших услуг, эта финансовая нагрузка ляжет на плечи заводов-изготовителей. Мы автономная некоммерческая организация, у нас другой путь, поэтому мы держим очень разумный ценник. Он ниже, чем у конкурентов, причем существенно. Нам же, чтобы развиваться и быть финансово устойчивыми, надо увеличивать объемы.
- Для курганских арматурных предприятий станет сложнее процедура поставки продукции этим компаниям. Мы же только промежуточное звено между отраслевыми заказчиками и их поставщиками – заводами. Испытательная лаборатория и была создана, чтобы участники арматурного кластера могли проводить ресурсные испытания у себя в регионе, а не за две-три тысячи километров, ожидая очередь длиною в год.
Надо сказать, что сейчас Росстандарт реализует программу создания единой национальной системы сертификации. В итоге должны появиться общие требования к продукции энергетического машиностроения. А значит, сертификаты и протоколы испытаний, выданные независимыми испытательными лабораториями в соответствии с этими стандартами, будут признаваться всеми участниками рынка, как это принято во всех цивилизованных странах. Пока наш внутренний рынок поделен на маленькие и большие «огороды», и арматурные предприятия сертифицируют свою продукцию по несколько раз, отдельно у каждого из заказчиков, а это требует много времени и увеличивает конечную стоимость продукции.
- То есть задача вашего Центра – упростить бизнесу вхождение в рынок?
- В решении вопросов сертификации и испытаний - да, потому что сейчас небольшим промышленным предприятиям часто это просто не по силам. Для нас же получение прибыли от проведения испытаний не является основным видом уставной деятельности, и если мы будем стремиться поднимать стоимость наших услуг, эта финансовая нагрузка ляжет на плечи заводов-изготовителей. Мы автономная некоммерческая организация, у нас другой путь, поэтому мы держим очень разумный ценник. Он ниже, чем у конкурентов, причем существенно. Нам же, чтобы развиваться и быть финансово устойчивыми, надо увеличивать объемы.
Заказчики говорят, что мы стоим наравне с лабораториями Питера и Москвы, которые работают на рынке испытаний уже несколько десятилетий.
- Центр создавали на федеральные деньги, сейчас он на самообеспечении. А в ситуации, когда вам понадобится новое оборудование, на что вы станете его покупать?
- Основное стендовое оборудование у нас есть. На дальнейшее развитие мы должны зарабатывать сами.
- Каков ваш следующий шаг в становлении Центра испытаний?
- Испытательная лаборатория у нас есть. Теперь хотелось бы определиться с организацией еще одного важного подразделения – сертификационного центра. То есть аттестоваться как орган сертификации и оказывать полный цикл услуг по принципу «одного окна». Его сотрудники будут проводить экспертизу документации и производства предприятий. Правда, сейчас это нецелесообразно, так как отраслевые заказчики сами сертифицируют продукцию предприятий-поставщиков и в среднесрочной перспективе вряд
ли согласятся передать эту функцию сторонним организациям.
Другая проблема – приобретение методик на проведение некоторых видов испытаний. Например, снятие гидрохарактеристик ТПА, проверку на герметичность и т.д. Это необходимо, чтобы выполнять наиболее распространенные требования к испытаниям, указанные в программах и методиках. Тогда мы сможем проводить полный комплекс испытаний: ресурсные «холодные» и ресурсные «горячие», снимать гидро- и кавитационные характеристики ТПА и т.д. А пока мы вынуждены договариваться с коллегами из других лабораторий и передавать им по договорам кооперации те переделы, которые не можем выполнить сами.
Наша задача – добиться полной самостоятельности и независимости, делать все испытания по полному циклу у себя, чтобы клиентам и нам было удобно.
- Основное стендовое оборудование у нас есть. На дальнейшее развитие мы должны зарабатывать сами.
- Каков ваш следующий шаг в становлении Центра испытаний?
- Испытательная лаборатория у нас есть. Теперь хотелось бы определиться с организацией еще одного важного подразделения – сертификационного центра. То есть аттестоваться как орган сертификации и оказывать полный цикл услуг по принципу «одного окна». Его сотрудники будут проводить экспертизу документации и производства предприятий. Правда, сейчас это нецелесообразно, так как отраслевые заказчики сами сертифицируют продукцию предприятий-поставщиков и в среднесрочной перспективе вряд
ли согласятся передать эту функцию сторонним организациям.
Другая проблема – приобретение методик на проведение некоторых видов испытаний. Например, снятие гидрохарактеристик ТПА, проверку на герметичность и т.д. Это необходимо, чтобы выполнять наиболее распространенные требования к испытаниям, указанные в программах и методиках. Тогда мы сможем проводить полный комплекс испытаний: ресурсные «холодные» и ресурсные «горячие», снимать гидро- и кавитационные характеристики ТПА и т.д. А пока мы вынуждены договариваться с коллегами из других лабораторий и передавать им по договорам кооперации те переделы, которые не можем выполнить сами.
Наша задача – добиться полной самостоятельности и независимости, делать все испытания по полному циклу у себя, чтобы клиентам и нам было удобно.
- Вы упомянули проблему поддельных сертификатов и протоколов испытаний. Как с нею можно бороться?
- Само явление возникло после развала СССР, когда рухнула существовавшая государственная система контроля качества. Государство допустило на этот рынок частные компании и ослабило контроль за ними. Бизнесмены значительно изменили ценовую политику и довольно быстро сообразили, что можно за деньги просто выписывать сертификаты и протоколы испытаний, не проводя сложной экспертизы или самих
испытаний. При этом многие компании вообще не имели своих специалистов или стендового оборудования. Порочная практика прижилась настолько, что качество отечественной продукции резко упало и стало значительно уступать иностранным аналогам, а сертификат соответствия превратился в формальную
бумажку. Нефтегазовым компаниям поставки некачественной российской продукции стали мешать в работе, поэтому они быстро перешли на импорт. Технологическое оборудование для наших нефтегазовых проектов разрабатывают иностранные проектанты. Они подбирают его по своим каталогам и перечням, куда, естественно, входят только зарубежные поставщики, имеющие иностранные сертификаты.
Российская система сертификации и испытаний и вся нормативная документация имеют существенные отличия от зарубежной. В результате даже добросовестные российские арматурные предприятия ограничены в поставках своей продукции на внутренний рынок. По итогам 2017 года на импорт трубопроводной арматуры в России приходится около 60%, что по среднему курсу валют составляет примерно 90 миллиардов рублей. А по стандартным условиям энергетической безопасности внутреннего рынка страны импорт не должен
превышать 15-20%. Другими словами, отечественные арматурные предприятия могут дополнительно поставлять на внутренний рынок своей продукции на 55-60 миллиардов рублей. Это около 20 тысяч высокопроизводительных рабочих мест, плюс в 2-3 раза больше – в смежных непромышленных секторах экономики. Если взять всю продукцию энергетического машиностроения, где доля импорта по отдельным позициям доходит до 70-80%, то количество новых рабочих мест можно смело увеличить еще в 10-15 раз.
Промышленные предприятия создадут эти рабочие места сами, но без помощи государства они не смогут занять эту рыночную нишу на внутреннем рынке.
- Само явление возникло после развала СССР, когда рухнула существовавшая государственная система контроля качества. Государство допустило на этот рынок частные компании и ослабило контроль за ними. Бизнесмены значительно изменили ценовую политику и довольно быстро сообразили, что можно за деньги просто выписывать сертификаты и протоколы испытаний, не проводя сложной экспертизы или самих
испытаний. При этом многие компании вообще не имели своих специалистов или стендового оборудования. Порочная практика прижилась настолько, что качество отечественной продукции резко упало и стало значительно уступать иностранным аналогам, а сертификат соответствия превратился в формальную
бумажку. Нефтегазовым компаниям поставки некачественной российской продукции стали мешать в работе, поэтому они быстро перешли на импорт. Технологическое оборудование для наших нефтегазовых проектов разрабатывают иностранные проектанты. Они подбирают его по своим каталогам и перечням, куда, естественно, входят только зарубежные поставщики, имеющие иностранные сертификаты.
Российская система сертификации и испытаний и вся нормативная документация имеют существенные отличия от зарубежной. В результате даже добросовестные российские арматурные предприятия ограничены в поставках своей продукции на внутренний рынок. По итогам 2017 года на импорт трубопроводной арматуры в России приходится около 60%, что по среднему курсу валют составляет примерно 90 миллиардов рублей. А по стандартным условиям энергетической безопасности внутреннего рынка страны импорт не должен
превышать 15-20%. Другими словами, отечественные арматурные предприятия могут дополнительно поставлять на внутренний рынок своей продукции на 55-60 миллиардов рублей. Это около 20 тысяч высокопроизводительных рабочих мест, плюс в 2-3 раза больше – в смежных непромышленных секторах экономики. Если взять всю продукцию энергетического машиностроения, где доля импорта по отдельным позициям доходит до 70-80%, то количество новых рабочих мест можно смело увеличить еще в 10-15 раз.
Промышленные предприятия создадут эти рабочие места сами, но без помощи государства они не смогут занять эту рыночную нишу на внутреннем рынке.
- На вашем сайте указано, что одна из задач испытательной лаборатории
– увеличить долю наукоемких импортозамещающих изделий в общем
объеме продукции. Каким образом вы можете на это влиять? Ведь к вам просто привозят готовые изделия.
- Закон запрещает испытательным лабораториям самостоятельно проводить какиелибо исследования или разработки, но косвенно мы, конечно, можем помочь инновационным предприятиям в продвижении новой импортозамещающей продукции.
– увеличить долю наукоемких импортозамещающих изделий в общем
объеме продукции. Каким образом вы можете на это влиять? Ведь к вам просто привозят готовые изделия.
- Закон запрещает испытательным лабораториям самостоятельно проводить какиелибо исследования или разработки, но косвенно мы, конечно, можем помочь инновационным предприятиям в продвижении новой импортозамещающей продукции.
Например, инжиниринговая компания ООО «ТехПромАрма» много лет работает над проблемой предотвращения гидравлических ударов в трубопроводах. Гидроудар может возникнуть везде, где есть управление потоком жидкости, при этом значительно снижается срок службы трубопроводов. Специалисты ООО «ТехПромАрма» разработали особые системы противоаварийной защиты трубопроводов и оборудования – стабилизаторы давления. Это отечественная перспективная разработка, не имеющая аналогов в мире, которая может дать колоссальный экономический эффект.
По заказу компании первую промышленную партию таких гасителей изготовило ЗАО «Курганспецарматура». Мы участвуем в этом проекте на этапе проведения приемосдаточных и сертификационных испытаний стабилизаторов. Для этого нам необходимо расширить область аккредитации и провести соответствующую модернизацию стендового оборудования. Тогда мы будем единственными в стране, кто проводит испытания и сертификацию такого рода. Если учесть, что стабилизаторы могут массово применяться на всех трубопроводах, это очень серьезный рынок и хорошая перспектива для нас. Большой интерес к теме проявляют ГК «Росатом», ПАО «Лукойл». Уверен, что и другие крупные компании тоже заинтересуются этими изделиями. С нашим участием стабилизаторы выйдут на рынок гораздо быстрее, так как любая продукция
сначала должна быть испытана и сертифицирована независимыми организациями.
По заказу компании первую промышленную партию таких гасителей изготовило ЗАО «Курганспецарматура». Мы участвуем в этом проекте на этапе проведения приемосдаточных и сертификационных испытаний стабилизаторов. Для этого нам необходимо расширить область аккредитации и провести соответствующую модернизацию стендового оборудования. Тогда мы будем единственными в стране, кто проводит испытания и сертификацию такого рода. Если учесть, что стабилизаторы могут массово применяться на всех трубопроводах, это очень серьезный рынок и хорошая перспектива для нас. Большой интерес к теме проявляют ГК «Росатом», ПАО «Лукойл». Уверен, что и другие крупные компании тоже заинтересуются этими изделиями. С нашим участием стабилизаторы выйдут на рынок гораздо быстрее, так как любая продукция
сначала должна быть испытана и сертифицирована независимыми организациями.
Follow UNO on Facebook
