Дело, безусловно, в размере площадки: квартирники не проводят в филармониях, и это Евгений Маргулис знает лучше всех. В детстве с творчеством Галича он познакомился именно в таком формате, а в наши дни ведет авторскую программу «Квартирник у Маргулиса» на НТВ. Зал нужен камерный, небольшой вместимости, чтобы гости сидели плотно и ощущали вибрации друг друга и исполнителя.

Интервью случилось перед выступлением, и оно стало ключом к расшифровке происходящего. На концерте я слушала Маргулиса с кристальным пониманием: все развернулось в том месте, где и должно. Среди зрителей – крупный мужчина за 50, в костюме, белой рубашке. Он почти трезв. Расстегнув пиджак на солидном животе (чтобы тот не мешал поднимать руки над головой), мужчина подпевает: «Давным-давно, когда нам было
все равно, что пить, с кем жить…» На столе стоят хороший алкоголь и сытные грузинские блюда.

Что мы знаем о Евгении Маргулисе? Ему 63. Половину жизни бесповоротно и, по всей видимости, счастливо женат. Участник «золотого» состава групп «Воскресенье» и «Машина времени», которые покинул без скандалов, сам, просто потому что захотел пойти своей дорогой. Не потому ли Маргулис оставил эти коллективы, что рок-н-ролл – это беспросветная молодость, неприкаянная, неуютная, проходящая в поиске себя и неприятии мира,
в чужих квартирах, в окружении малознакомых дам.

Маргулис давно понял и принял себя и спасся от участи стареющих рок-нрольщиков: алкоголя, семейной неустроенности, попыток казаться еще «о-го-го». Песня «Шанхай-блюз» появилась в репертуаре, когда ему было тридцать с хвостиком. Уже в ней возникает лирический герой, который вспоминает молодые годы,
но не жалеет о них. Ему комфортно быть зрелым, размеренным и благополучным. Он уважает себя, свой возраст и выбор, живет здесь и сейчас и поет для таких же, как он. Слушатели Маргулиса порой делают вид, что скучают по молодости, но только в хорошей компании, уютной обстановке и под качественные напитки.
После концерта они встают со стульев, застегивают пиджаки и выходят из зала в привычную, любимую реальность.

А потом, за столом,
О былом, и о том, и о сем,
Мы споем. И нальем,
И снова нальем,
Пусть это будет не чай -
Помянем Блюз Шанхай.

- Евгений, начну с глупого вопроса. Вы выпиваете перед выступлением?)

- Да, немного. Обычно коньяк, потому что он благотворно влияет на связки, расширяет сознание и не дает сушняк в глотке, как водка.

- Немного – это сколько?

- Ну не больше ста. Так было не всегда. Раньше мы пили портвейн до беспамятства и ходили играть. Потом вкусы поменялись, мы стали культурными, почетными семьянинами и начали бережнее относиться к своему здоровью. Нельзя больше уподобляться молодежи. Мы все-таки уже солидные люди.

- А рок-н-ролльщики могут быть солидными людьми?

- Некоторые да. Но я ж не рок-нролльщик. Я себя определяю «просто музыкант». А стили и прочую ерунду навешивают на себя люди, кто не стал хорошими музыкантами.

- Вы как-то сказали, что рэп не приемлете. Почему?

- Ну нет, я сказал, что я его не слушаю. В нем есть масса достойных артистов. Я и общаюсь с ними. И Басту снимал, и Noize МС. Мы делали rap day: L-one, Smoky Mo, Legalayz. Они интересные ребята. В рэпе американском в основном шайки и банды, а у нас ребята умные, образованные. Я принял на себя удар старшего поколения и послушал, о чем поет молодежь. Весьма неплохо. Не могу сказать, что я поклонник
этого стиля музыки, но ребята не противные, мне с ними интересно.

- Кумиры нынешней молодежи поют о другом, чем вы пели в свое время?

- Они произносят много слов в секунду. У нас же была пара фраз, но таких, которые сразу ставили все на место.

- Творчеству каких современных исполнителей вы импонируете?

- Большое количество нравится, но выделить кого-то, кто бы снес башку, не могу. В музыке существует цикличность, и все повторяется спустя двенадцать лет. Ярких звезд, похожих на те, что меня зацепили в
детстве, я сейчас не видел.

- Может быть, дело в возрасте?

- И в возрасте, может быть. Хотя я стараюсь отслушивать все модное и новое. Одно время я был писателем, в журнале «СВ» («Саквояж СВ» – прим. автора) вел колонку о музыке. Будучи в Канаде, я спросил у своей племянницы (на тот момент ей было семь лет): «Что тебе нравится?». Она мне показала всю дрянь, которую слушает, и я честно об этом написал. Что-то мне понравилось, что-то нет, но в музыке я знаю много.

- Что племянница говорила о вашем творчестве?

- А племяннице мое творчество пофигу, потому что я ее дядя.

- Вы бы хотели, чтобы вашу музыку слушало молодое поколение?

- Не уверен, потому что у него другие вкусы. Они одеты по-другому, они питаются кока-колой и педигри пал. Они с другими приоритетами.

- Я заметила тенденцию последних лет, когда поп-исполнители, кумиры наших мам: Киркоров, Басков, Маликов – вдруг включаются в молодежную движуху и снимают клипы, нацеленные
на школьников, студенчество.

- Они ловят хайп, да.

- И я ни разу не видела, чтобы рок-исполнители так делали.

- Мы по-другому воспитаны. Они молодые: Дима Маликов – пятидесяти лет. Им нужно показывать свою красоту, надевать коровьи пиджаки. Мы-то все время придумывали песенки и говорили то, что нам хотелось сказать, – большая разница.

- Но они уменьшают разрыв между поколением отцов и детей. Становится понятно, что Киркоров не напыщенный павлин, у него есть самоирония. А вы говорите, что разрыв непреодолим.

- На самом деле возрастного ценза не существует. Существует уровень культуры, и тогда неважно, каким возрастом обладает твой зритель, каким возрастом обладаешь ты. Поэтому я не парюсь на эту тему, а они пускай парятся. Это им нужно привлечь золотозубых теток, кримпленовых. У них своя публика.

- В каком-то интервью вы сказали: «Нравится артист – не знакомься с ним». Что вам навеяло эту мысль?

- Это фраза моего дружка Андрея Вадимовича Макаревича: «Если тебе нравится артист, нефиг с ним знакомиться». Потому что при более близком знакомстве он тебе покажется совершенно другим: обычным
человеком, сквалыгой, скрягой, сволочью, пьяницей, негодяем. Поэтому пускай ореол остается недосягаемым.

- А эти слова вы можете отнести к себе?)

- Ну, во-первых, я же не знакомлюсь с людьми)) Есть определенный круг моих друзей, моих знакомых, которые как бы допущены к телу, а так я на улице ни с кем не буду разговаривать.

- Поклонники вас одолевают?

- Дураков, естественно, много, диванных критиков. Нормальным отвечаю, ненормальным – нет, тут же отправляю в бан. У меня небольшое количество подписчиков – мне это даже нравится.

- Вы не любитель вступать в длинные полемики?

- Избави боже. Это можно делать только с близкими друзьями, а с людьми на стороне – нафиг, нафиг.

- Почему музыка вечна, а за технологиями нужно бежать? Как это отражается на музыкальной деятельности?

- Технологии технологиями, но семь нот никто не отменял. Они как были, так и остались. Но благодаря технологиям можно развернуть эти семь нот в нечто другое, в иную историю: придумать новое звучание,
новый формат.

- Не девальвирует ли это искусство? Я видела ребят без музыкального образования. У них были компьютер, клавиши, программа, и они просто нажимали кнопки.

- История жизни подобных музыкальных произведений – 15 минут. Выложил в интернет, тебя налайкали и забыли. Вспомните великого корейца PSY с больше миллиарда просмотров. Одна песенка, и все. Вот они – технологии. Чтобы сделать что-то по-настоящему запоминающееся, нужно создавать шедевры, а шедевры украшать музыкальными инновациями.

- База должна быть классическая?

- Конечно, надо хотя бы уметь играть.

- Вы же самоучка?

- Ну и что? Я любил музыку. Научился играть на гитаре, чтобы девчонок охмурять. И я это не скрывал.

- То есть можно пропустить этап обучения?

- Сейчас масса курсов, которые ведут величайшие музыканты мира. Ты залез в интернет, нашел уроки, допустим, Рэя Чарльза: сидит он и рассказывает, как играет, ты повторяешь. Этого раньше не было. Мы были слухачами, получали информацию со звуковых носителей: пластинок, магнитофонов. По незнанию пытались это все «выслушать», «снять», как на пленке, а потом технологии перевернули нашу жизнь.

- Сейчас проще стать музыкантом?

- Не проще. Хорошая была шутка у Утесова. Когда ему задали вопрос: «Можно ли научиться играть на скрипке в пятьдесят лет?», он ответил: «В принципе, можно. Только первый концерт ты сможешь дать на том свете».

- В одном интервью Максим Фадеев был зол на радио и телевидение, потому что туда не пускают неформальную молодежь. Вы видите параллели со временем, когда туда не пускали вас? Ваши записи расходились в рваных катушках. Молодые исполнители пробиваются через интернет.

- Это лукавство. Достаточно посмотреть какую-нибудь из моих программ – там неизвестного молодняка очень много. Причем неизвестного людям, кто смотрит телевизор. Главное, чтобы было желание их приглашать, если они интересны. Вот у Фадеева была программа «Песни» на ТНТ. Все герои похожи друг на друга. Чем они отличаются от ребят из программы «Голос»? Ничем.

- Почему квартирники как формат уходят в прошлое?

- Новые технологии, коммуникации… Раньше можно было показать себя только на квартирниках, не было возможности выйти на официальную медийную историю. Играли дома, записывали, это расходилось
по всему Советскому Союзу. А тут захотел, записал, запустил в интернете, пошло, клево – всем понравилось.

- Если современный музыкант никогда не пробовал себя на квартирниках, он чего-то лишился?

- Нет. Это не более, чем программа для людей (имеется в виду «Квартирник у Маргулиса» – прим.автора), которые приходят на тебя и хотят посмотреть на артиста без компьютеров, пудры на морде, без крыльев, перьев. В домашних условиях, как бы на первый показ авторской песни. Ты же пишешь ее дома под гитару или фоно, а потом она идет в народ. А тут покажи все без прикрас. Люблю квартирники, потому что это клево и ностальгия. Я много времени посвятил им в детстве, и большое количество запрещенных на тот момент артистов прошло перед моими глазами.

- У вас есть табу в жизни и творчестве?

- Не знаю, не думал об этом… Я не делал то, что не нравилось. Сколько бы денег это ни сулило.

- Не занимаетесь политикой?

- Политикой? Это понятно. Музыкант должен заниматься музыкой.

- Вы же выступали на фестивале «Нашествие»? Последний раз случился скандал. В качестве организатора заявили Министерство обороны, и многие исполнители отказались от участия. Вы бы как поступили в такой ситуации?

- Мне проще, потому что я не люблю большие фестивали – раз, а во-вторых, на самом деле пофиг, кто их проводит. Люди приходят на другое. Там же не было флагов, призывов: «Все под знамена!»

- Привезли танки, открыли пункт набора в армию...

- Послушайте, дураков хватает везде. Дело в том, как к этому относиться, не более того. Твоя задача – выйти, спеть, чтобы народ был доволен. В каких-то политических историях я не участвую и не даю политических комментариев никогда. Несмотря на то, что знаком со многими политиками.

- Известность и социальная ответственность – есть ли между ними связь?

- Конечно, если ты становишься медийной персоной, ты должен обращать внимание на херню, которую несешь.

- То, что вы отказываетесь говорить о политике, связано с этим?

- Я не политик. О политике хорошо говорить с людьми, которые понимают ее, занимаются ею и знают больше, чем ты. А у нас половина народа не знает слова «геополитика», поэтому несут бог знает что и выглядят идиотами. Политикам – политику, музыкантам – музыку.

- Вы входили в состав нескольких групп: «Аракс», «Машина времени», «Воскресенье», «Шанхай». Что их объединяло кроме вас?

- Любовь к музыке.

- Где было комфортнее?

- На определенном этапе комфортно везде. Потом, когда все перерастает в нечто иное… Это то же самое, как отвечать на вопрос, любите ли вы школу. Наверное, нет, хотя там были совершенно замечательные дни. Помнится хорошее. Все плохое забывается.

- Вы играли в «Машине времени» больше двадцати лет. Этот проект вы воспринимали как свой или все-таки как проект Андрея Макаревича?

- На начальном этапе, конечно, «Машина времени» была «Машиной времени». А потом мне просто надоело играть в молодежь и петь молодежные песни. Тем более, пора было развиваться. Во мне зрел собственный проект, а «Машина времени» только мешала.

- Из ваших интервью понятно, что со всеми людьми, с которыми раньше работали, вы расстались хорошо. В том числе с «Машиной времени».

- Да.

- Как правильно уйти, чтобы сохранились приятельские отношения?

- Надо уходить по-человечески, выполнить совместные договоренности, а не так: хлопнул дверью и ушел. Расставаться нужно красиво.

- Как долго зреет это решение?

- В зависимости от того, что ты хочешь делать дальше.

- Не мгновенно?

- Нет. Это копится, копится, потом понимаешь: пожалуй, всё, надо делать что-то другое.

- Ваша цитата про период, когда вы работали с Юрием Антоновым: «Я был бесфамильным артистом. Объявляли, например: «Сегодня для вас на гитаре играет Иван Иванов, на барабанах – Петр Петров и на бас-гитаре – бас-гитарист». Я спокойно полтора года у Юрки перекантовался». Как вы ощущали себя в атмосфере безымянности?

- Абсолютно нормально, время было дикое. Юра Антонов мне здорово помог, потому что, когда расформировали «Аракс», мы все пошли красной строкой – с запретом появляться на многострадальной советской эстраде. Он забрал меня: «Нефиг тебе прохлаждаться. Я иду работать в чечено-ингушскую филармонию. Там не то, что Маргулис – фамилию Брежнев не знают. Иди ко мне, объявлять тебя никак не буду». Ну и нормально. Через полтора года закончилась советская власть, и я занялся своими делами.

- Возвращаясь к «Машине времени»: ее в первую очередь ассоциируют с Андреем Макаревичем. Вам это комфортно?

- Мне, по большому счету, наплевать, честно могу сказать. Сначала это была группа. Потом, когда стали появляться афиши «Андрей Макаревич и группа «Машина времени», я сказал, что не хочу быть «и». И свалил себе со спокойной совестью.

- Вы амбициозный человек?

- Да, в какой-то степени. Но я весьма ироничен и отношусь к происходящему с большой иронией. Это мне помогает оставаться на том уровне, на котором я нахожусь сейчас.

- Вы назвали себя ироничным, и часто в интервью поднимается вопрос о вашей семье. Она у вас еврейская. Ваша ироничность связана с корнями?

- Не знаю. Я чистый папаша мой, который весьма оригинален. Я впитал самое лучшее от него. А мама у меня была блондинка с голубыми глазами. Это тоже что-то дает как показатель меня, но я стал папой.

- Была история со Звездой Давида…

- Да, в городе Ульяновске в мое 23-летие меня забрал комитет госбезопасности. Наверное, за дело, потому что у меня была Звезда Давида на ремне гитарном, на костюме (размером с автомобильное колесо) и цепочке. Это был 1982 год. Леонид Ильич отправился наверх, и всех начали здорово чистить.

И приходили ветераны сцены, которые повторяли: «Сними, сними, сними». Я говорю: «Чё его снимать?» – и отвечал, что это костюм звездочета. На следующий день после дня рождения, а именно 26 декабря 1982 года, меня забрали в комитет госбезопасности. Я шестнадцать часов давал объяснения. Мне вменялась измена Родине, потому как знак «Звезда Давида» признан знаком международного сионизма, и, на всякий случай, 58-я статья: «Спекуляция валютой». Ну, в общем, нормально.

- А вы продолжили носить Звезду Давида после того, как вас отпустили?

- Костюмчик нет, ремень поменял, а цепочку так и носил.

- На вас сейчас кольцо со Звездой…

- Это как раз кулон и есть, я сделал из него кольцо.

- Через него вы ощущаете связь с корнями?

- Ну, не знаю, просто мне нравится. И вообще… Вы же носите крестик? Почему бы мне не носить то, что нравится.

- Один из последних альбомов Андрея Макаревича «Идиш Джаз». А вы в свое творчество добавляете какие-то национальные элементы?

- Это он у меня идею спер. Если вы проходили по моим сольным пластинкам, лет одиннадцать назад вышла «Продолжение следует», и там была песня смешливая под названием «Минк-шминк». Я затеял историю: взять не особо известные наши национальные еврейские песенки и перепахать их в черти знает что. Причем договоренность у меня была замечательная – с Фли, Наташей Шнайдер, калифорнийской всей «гопотой». Когда я получил согласие от таких людей, конечно, мы взялись за этнический альбом очень ретиво. Но Наташка умерла (она была связующим звеном), и я перестал этим заниматься, потому что в России подобных людей нет. А Макар тихой сапой что-то подобрал, что-то навтыкал…

- Вы обиделись на него?

- Да избави господь, потому что музыкально мы думаем абсолютно по-разному. Он делает одно, а я перепахиваю в другую сторону.

- Кроме случая, когда вас арестовали, с другими проявлениями антисемитизма вы сталкивались на протяжении жизни?

- Особо нет, потому что мы жили на «Аэропорте», а там – писатели, художники, поэты, и каждый второй и третий был, конечно, из наших. Так получилось. Помните, да: «Почему вы пошли в проститутки?» – «Наверное, повезло».