- Анатолий Васильевич, начало нового года всегда представляется как преодоление некоего рубежа. Какие важные проекты удалось воплотить в 2017-м?

- Спрашивая об итогах года, все почему-то имеют в виду: «А как у вас с объемами?». Небольшой прирост есть – порядка 3% и в деньгах, и в товарной продукции, – но я не стал бы ограничиваться цифрами. К основному результату 2017-го отнесу другое: первые поставки оборудования на шельф – на Каспий для «Лукойла» и на Приразломное месторождение для «Газпромнефти». Раньше я говорил, что мы способны поставить любое оборудование на устья материковых скважин (а грамотный инженер всегда скажет, что это самая критичная категория после бурового), сейчас речь идет уже о море, о добыче с платформ, и оборудование требуется еще более сложное, максимально надежное, способное долгие годы обеспечивать безопасную работу с нефтью и газом.

Если вас интересуют цифры, добавлю, что январь-2018 мы закончили на 10% успешней по отношению к тому же периоду 2017-го. У нас в принципе хороший портфель на этот год, и ряд тендеров еще впереди. Уверен, в 2018-м мы будем загружены работой, продолжим наращивать объемы и, конечно, осваивать новую продукцию. Расширять зону влияния, увеличивать возможности предприятия практически невозможно без появления новых изделий.

- Сколько дал компании тендер на шельфовые поставки?

- Если сравнивать с суммами прошлого года, примерно 25% месячного объема. С одной стороны, это не так уж и много. С другой, четверть портфеля – большой объем, особенно с учетом того, что это только начало поставок, которые будут расти.

- Вы осваивали их, чтобы зайти на шельф?

- Конечно. Мы все время идем по пути усложнения. Шельфовые поставки – серьезное достижение для наших инженерных служб. Достаточно сказать, что оборудование для Приразломного месторождения принимали одиннадцать инспекторов. Контроль очень жесткий: если в море случится беда, решить проблему значительно сложнее, нежели на материке.

- Чем еще занимались в прошлом году?

- Во-первых, начали отгружать блочно-комплектные устройства. Это гидравлические станции управления и модули обвязки скважин. При аварии на линии электропередач они в течение двух недель совместно обеспечивают беспрерывную работу скважин и, соответственно, поступление нефти или газа.
Во-вторых, расширяли линейку запорной арматуры. Мы пришли к мнению, что работаем по стандартам API Американского института нефти, возможно, адаптированным под наши условия. К запорной арматуре сейчас выдвигаются серьезные требования, и для ее безаварийной работы требуется постоянная модернизация. Яркий пример: еще недавно максимальное давление на нашем серийном оборудовании составляло 1050 атмосфер, выше просто не требовалось. А сейчас мы прорабатываем изделие на 1400 атмосфер для геологоразведочной скважины в Краснодарском крае. Это первый такой объект, бурить его начнут предположительно в конце 2019-го, и при удачном исходе дел потребуется еще более сложное оборудование. Надо готовиться, запускать НИОКР, ведь многое придется проверять или конструировать заново. В общем, тот, кто ищет себе работу, всегда найдет. «Корвету» направлений хватает.

- В структуре ваших доходов большую часть занимают сложные, крупные изделия на высокое давление или небольшие, но относительно массовые?

- Я бы сказал, 50 на 50. Я отношу к массовым даже изделия с давлением на 210 Ам.

- Продукция «Корвета» предназначена только для нефтегазодобывающих компаний. Не задумывались пойти в коммуналку? Это же большой кусок пирога.

- Смысл в этом, наверное, есть. Как и в любой диверсификации производства. Но нужен большой завод, чтобы конкурировать и с Китаем, и на внутреннем рынке. Производителей достаточно, тот же «Гусар», существуют и другие серьезные предприятия – реконструировались, поставили себе литейки, работают. К тому же для нас по технике это будет шаг назад: мы хотели бы и дальше ориентироваться на усложнение продукции, а не делать попутно что-то простое, зато побольше.

- Принято считать, что все самое простое и дешевое делается в Китае, самое дорогое и сложное – в Европе. А в России выпускается серединка. Это верно?

- Если говорить об оборудовании для добычи нефти и газа, то да, некоторые вещи делаются только за рубежом. Но мы, например, освоили всю шкалу изделий для устья скважин, вышли в море – уже получили следующий заказ на Приразломное и участвуем в новом тендере. Оборудование для подводного бурения пока способны делать только иностранцы, но если нам поставят такую задачу, если выделят финансирование НИОКР… Не думаю, что Россия не смогла бы тоже забуриться под воду. Мы ведь делаем космические корабли, за нашими подводными лодками признано превосходство. В свое время Китай задавил нас по ширпотребу, множество фабрик по производству товаров народного потребления закрылось. Но сейчас происходит перераспределение труда. В одних отраслях мы делаем продукцию более сложную, чем Запад, в других – действительно серединку, в третьих – и серийную тоже. Принижать возможности наших промышленности и науки не стоит.

- В вашем ответе ключевое: «если выделят финансирование НИОКР», ни для кого не секрет, что именно нехватка денег – причина нашего отставания в развитии. Кто должен выделять финансирование?

- Конечно тот, кто решил заняться соответствующим производством. Мы так и поступаем. НИОКР по шельфу провели полностью за свои деньги. Все надо было сделать быстро; идти куда-то с бумагами, чего-то просить?.. Выиграли тендер, получили заказы и по предъявленным требованиям выполнили. Хотя работа была сложная в инженерном плане, денег хватило. И раз за разом поставляя это оборудование, мы через некоторое время вернем все, что в него вложили. Но в случае с подводным бурением совсем другой порядок затрат. Одному предприятию, такому как «Корвет», можно даже не мечтать об этом: требуется целый кластер предприятий. И решающую часть работы должна профинансировать либо заинтересованная крупная нефтегазовая компания, либо государство.

- А зачем им это делать? Они возьмут и купят за границей.

- А кто им продаст? Действует вето. Никто не будет поставлять нам оборудование для подводной добычи. Нужно самим осваивать эту сферу, и хотя перспективы по подводному бурению не такие большие, на Арктике и на Дальнем Востоке добыча уже идет. Конечно, проще купить: несколько фирм в мире занимаются этим десятилетиями, и технологии давно отработали на практике. Деньги нужны по всем направлениям, и решения должны быть целесообразными. Разговоры идут и в «Газпроме», и в «Газпромнефти», и в «Роснефти», но всерьез о подводном бурении пока никто не думает.

- Какая доля вашей продукции уходит на экспорт?

- В прошлом году экспорт у нас упал процентов на восемь. Практически схлопнулся рынок в Казахстане, бурение прекратилось. Это достаточно ощутимо: в свое время мы поставляли им до 10% объема.

- Вы вышли из «Казнефтегазмаша», в котором имели долю?

- Да, оно переключилось на арматуру для теплоэлектростанций, а нас этот сегмент не интересует. С партнерами разошлись спокойно, они выплатили дивиденды. Предприятие осталось неплохое, нормально оснащенное, способное жить, но собственник теперь один – от этого даже проще.

- В целом вы заинтересованы в развитии сегмента экспортных поставок? Или вам есть еще что захватывать здесь?

- Мы рассматриваем все варианты. Чтобы зайти на серьезные месторождения за рубежом, надо увеличить производственные мощности. Мы же не можем взять заказ для Саудовской Аравии и выполнить, а для «Газпрома» – не выполнить. Пока за счет расширения номенклатуры хватает и российских компаний. Но работа по расширению экспортных поставок идет, и мы изучаем не только страны ближнего зарубежья. Поставляем в Словению, оцениваем Ближний Восток. Думаю, со временем объемы экспортных поставок существенно увеличатся, и это будет хорошим подспорьем. Диверсификация рынка всегда положительно влияет на предприятие. Плюс, когда мы знакомимся с новым заказчиком, то решаем какие-то инженерные проблемы, получаем дополнительный опыт. В нашей отрасли это необходимо, чтобы стабильно работать.

- Вы не потеряли часть выгоды с переходом на тендерную систему? Много раз приходилось слышать о маржинальных спадах.

- Не без этого. Когда мы впервые участвовали в тендере, у одной американской компании, они сразу написали, что цена не является определяющим фактором. Главное – соответствие требованиям качества. К сожалению, в России не рассматриваются такие вещи, ты не можешь объяснить, что, заплатив чуть больше сейчас за высокое качество, компания сэкономит на тех же эксплуатационных расходах.

- Потому что взаимодействует менеджер с менеджером.

- Да, технари только прописывают требования. Причем и тут бывает по-разному. Например, «Газпром» предложил нам составить документ по устьевому оборудованию. Но когда приходят требования из «Роснефти», это, что называется, и смех, и грех. Выполнить их, конечно, можно, только вместо 800 тысяч рублей «елочка» будет стоить 10-15 млн. Хочется спросить, вам оно надо? Наняли какого-то инженера, он переписал что-то из наших ГОСТов, что-то из API, решили все ужесточить – и доужесточали. Проблема в отсутствии тесного взаимодействия между инженерными службами. При совместной разработке мы могли бы сделать этот документ быстрее и лучше – проще работать было бы всем.

И еще, что касается соотношения цены и качества. У нас накладные расходы серьезные: мы много осваиваем и не можем предлагать низкие цены. А есть заводы, выпускающие только одну вещь, – понятно, что они готовы продать ее дешевле. Однако погоня за низкой стоимостью ни к чему не приведет: ни мы, ни тот завод развиваться не будем. И что, опять на Западе все покупать? Я убежден: тендеры надо проводить по месторождениям и отдавать их одному поставщику на весь срок разработки. Экономия получится великолепная и у изготовителей, и у заказчиков. Мы будем знать перспективу, отслеживать, как идет бурение, осознавать сроки, которые нельзя сорвать.

Сейчас вот пришел НОВАТЭК – срочно поставить в марте сложнейшее оборудование на 1050 Ам. Отвечаем: «Это займет 210 дней. Вы же китайцам тендер отдали, почему не берете у них?» – «Они все еще с нами требования не согласовали, год прошел, а теперь надо срочно». Если бы это месторождение отдали нам и мы знали, что будем его закрывать, планировали бы более четко. Сейчас тендеры даются то на квартал, то на полугодие. А потом неожиданно возникают другие – отказываться нельзя. Получается, то густо, то пусто. Всем надо в марте, а мы готовим заказ три месяца.

- У меня тут длинная цитата. Надеюсь, вы прокомментируете, несмотря на то, что делаете сложную арматуру. «Конкурентная плотность в отрасли достигла максимума, нам просто не нужно столько предприятий, выпускающих одинаковую несложную арматуру, и их борьба приводит к тому, что они все больше опускаются в цене, делая арматуростроительный бизнес нерентабельным. Государство должно взять на себя роль регулятора и искусственно ограничить количество предприятий, кому будет доверено изготовление арматуры».

- Если государство еще начнет закрывать предприятия… Я слабо представляю, как оно может сказать мне: «Закройся». Не знаю, кто такую мысль вносит.

- Игорь Панченко, заслуженный машиностроитель РФ.

- Хоть и заслуженный, а я с ним поспорю и скажу совершенно другое. Конкуренция для того и существует, чтобы кто-то остался в бизнесе, а кто-то ушел, если рынок перенасыщен. Государству надо поручить другую роль: защищать наших производителей от контрафакта и от поставок китайского товара под видом арматуры, изготовленной в России.

Вот недавний пример: тендер по «Роснефти», полностью наша номенклатура. Мы оценили лот в 269 млн рублей, проиграли. Думаем: бывает, не каждый день большой урожай. Идем выяснять, кто же выиграл? Контора: стол, стул, 10 тысяч уставного капитала, во главе какой-то адвокат. И если мы дали 269 млн, они, грубо говоря, – 268 млн 999 тысяч. Потом поставят лейбл некоего завода, а товар возьмут из Китая. Вот здесь государство должно вмешаться. Если китайцы хотят участвовать, пусть делают это открыто, на тех же условиях, с той же инспекцией качества. Это миф, что в Китае все сделают дешевле. Они на это не способны, если только специально не будут демпинговать.

И на экспорте государство должно выполнять протекционистскую роль. Наши компании выходят в Венесуэлу, в Иран и Ирак – почему они не везут российское оборудование? Защита внутреннего рынка, протекционизм на внешнем – так действуют все, Америку я не открываю. Пытаться через государственный план регулировать, сколько иголок произвести? Мы опять не в ту сторону поведем экономику. Конкурировать тяжело, я согласен. Хотелось бы жить спокойно, чтобы кто-то спустил тебе сверху все заказы и ты бы потихонечку их исполнял, да еще и бегал в министерство жаловаться, что чего-то не хватает. Чем это кончилось в Советском Союзе, понятно. Безусловно, есть сферы, где государство должно полностью контролировать бизнес, например космос. Но здесь должен действовать рынок – ни больше, ни меньше.

- Вы ощущаете, что потребитель стал лучше разбираться в качестве?

- Да. Мы в своем направлении видим: за последние годы требования ужесточились почти по всем позициям.

- И тем не менее решающим фактором остается цена.

- И тем не менее. Мы иногда объясняем: «Ребята, только материалы стоят такую-то сумму, а вы за нее другому участнику тендер отдали». Понятно же, что у него нет соответствующих возможностей. Потом начинается эта чехарда – «срочно поставьте». С начала года уже с десяток таких писем пришло.

- В течение 2016-го цены на сырье у ведущих поставщиков возросли в среднем на 20%. За первые два месяца 17-го их рост составил: металлопрокат – 17,5%, поковка –15,6%, трубная продукция – 10%, ферроматериалы – 5%, полимеры –1%, химия – 2%. Продолжается ли движение вверх в 2018-м? Растут ли соответственно цены на вашу продукцию?

- К сожалению, здесь мы попадаем в клещи. Во втором полугодии-2017 стоимость энергоносителей практически не менялась, и мы рассчитывали: если какой-то рост в металлургии и будет, то незначительный. Исходя из этого, устанавливали цены на тендер. Выиграли его в марте, начинаем делать, и вдруг – 30%-ный скачок. Можно сколько угодно написать жалоб, но никто ничего не сделает: выиграл тендер – работай. Мы не можем повлиять на металлургов, не будучи основным заказчиком, – в месяц употребляем 400 тонн литья, примерно столько же поковок, ну и, чтобы не обмануться, где-то тонн 500 металлопроката. Для металлургов это капля в море, тем более все литье у нас собственного производства. Мы уже начали искать металл в Китае, проверяем цены, решаем вопросы качества, сроков поставки. Боимся, что там тоже будет хулиганство и надо как-то защищаться.

- Вы почувствовали оживление экономики?

- Трудно сказать, не обладая статистикой. Для себя я уже решил, что мы нормально развиваемся. Как идут другие предприятия? Кто-то – вверх, кто-то – вниз, это закономерно. Бывали годы, когда мы тоже теряли в объемах, а потом наверстывали и уходили вперед. Если говорить об общей массе предприятий, я знаю, что в промышленности подъем небольшой, зато село удивляет всех урожаем и увеличением поставок на экспорт. В целом, наверное, экономика растет.

- Сколько денег в прошлом году вы направили на развитие производства?

- Здесь серьезные цифры: мы закончили реконструкцию гальваники, вложились в литейный центр и другие предприятия. Но этого недостаточно. Если бы у меня появился лишний миллиард, я, не задумываясь, купил бы все оборудование по перечню, который мы составили на этот год для Каргаполья, Шумихи, Литейного центра. А не разбирал этот список по кусочкам, прикидывая, где ситуация наиболее критичная. Это мы, к слову, так заказывали карусельный станок для обработки заготовок весом до 15 тонн – дальше тянуть было просто некуда.

- На сколько лет вперед вы планируете?

- Когда говорят о планировании к 25-му или к 50-му году, я всегда смеюсь: «Или шах, или ишак». Такие прогнозы допустимы в государственной программе: вот к такому году мы построим такой корабль при таком финансировании. «Корвет» – достаточно гибкое предприятие, мы ставим конкретные задачи по освоению новых изделий, по расширению рынков сбыта, по наращиванию производственных мощностей. Правда, чувствуем, что проценты по кредитам за прошлые годы многое высосали. Планируем пока минимум – расшивку узких мест для нормальной работы. На этот год поставили задачу увеличить физические объемы примерно на 6%, подсчет идет через то, что раньше называлось чистой продукцией для цехов. На 2019-й начнем планировать позже, исходя опять же из конъюнктуры, из станков, которые получим, – ждем большой наплавочный агрегат, требуется оборудование по химии. Ясно, что останавливаться нельзя, необходимо расширять номенклатуру и наращивать производство.

- Какой вы видите общую картину развития российского арматуростроения?

- Потребность в арматуре есть всегда. И если бы появились защитные меры, протекционизм, перспективы стали бы еще серьезней. Но они связаны в первую очередь с модернизацией и освоением новых изделий: где-то техника шагнула вперед, где-то появились новые материалы – изменения идут постоянно. Например, мы задумывались над тем, чтобы делать поворотные затворы, но отказались: посчитали, что это продукция низкого качества, только на маленькое давление. А сегодня смотрим: ага, за счет новых материалов и конструкций другие фирмы решили вопрос. Поэтому я считаю, что заводы, осваивающие новые изделия и модернизирующие существующие, имеют приличные шансы как на российском рынке, так и на внешнем. ///

Текст: Марина Кваш
Фото: Евгений Кузьмин