Производство авиационного радиооборудования – закрытая область со сложным порогом входа. Нужно не только хорошо разбираться в узкой сфере приборостроения, но и иметь достаточно средств на время, когда создается продукт, – этот срок иногда достигает десятилетий. Доказывать миру свою состоятельность придется и получив результат – так вышло и с НПО «РТС», возникшим в 2003 году из группы специалистов, разрабатывавших системы посадки в аэропортах России и зарубежья. В противовес устаревшему, требующему существенных эксплуатационных расходов метрологическому и навигационному оборудованию челябинские инженеры предложили собственные решения: сначала – измерительную аппаратуру с удобным интерфейсом и минимальными габаритами, затем – «Комплекс-734», полноценный набор инструментов посадки и навигации.

Сегодня компания ведет насыщенную жизнь: участвует в международных отраслевых выставках, презентует аппаратуру за рубежом, запускает радиопеленгаторы в регионах России, продает системы посадки в страны СНГ, поставляет оборудование для Домодедово. В планах до 2020 года: появление современной инфраструктурной базы, освоение новых направлений, а также расширение площадей с одновременной реструктуризацией технологических процессов. Талантливой команде буквально нельзя останавливаться в росте: на все идеи, проекты и начинания уже не хватает рук.

- Вы сказали, «российских или зарубежных аналогов». Вы не единственные в России?

- Не единственные. Когда рушился Советский Союз, заводы распадались на осколки, и на их базе выросли новые предприятия, которые работают и сейчас. Традиционно Челябинск обладает большими компетенциями в создании систем навигации и посадки. А что касается зарубежных компаний, как правило, стоимость их оборудования примерно такая же – за счет массовости, отточенности технологических процессов, но с точки зрения сервиса западные игроки на порядок дороже российских. И на этом фоне мы успешно конкурируем, особенно в странах с ограниченным бюджетом, где нет задачи купить что-то непременно у пафосной марки. На бытовом уровне это можно сравнить с автомобилестроением: и «Мерседес», и «Фольксваген» надежны, однако стоимость владения этими автомобилями не одинакова в силу престижа.

- Системы аэронавигации в аэропортах России в основном зарубежные? Вы занимаетесь импортозамещением?

- В аэропортах России нет иностранной аппаратуры. Аэропорт и его инфраструктура имеют стратегическое значение: в мирное время они считаются гражданскими, но как только наступает военное, переходят в ведение Министерства обороны. Они априори должны принадлежать государству. И Россия в этом отношении не уникальна.

- Но вы же продаете оборудование за рубеж.

- Продаем – в страны, где нет собственных компетенций. Покупателем чаще всего выступают аффилированные с государством структуры. Основная масса производителей сосредоточена в Европе, есть компании в Америке, Южной Корее, Китай пытается что-то производить... Вот, пожалуй, и все, кто делает эту аппаратуру: она действительно сложная, нужны устойчивые традиции и большой научный потенциал. На рынке массовой электроники – компьютеры, телефоны – Россия свои позиции утратила, и вряд ли мы сможем восстановить их в ближайшее время. Не потому, что не хватает мозгов: нет достаточной технологической базы и культуры разработки и производства – они же формируются годами. Но специфические отрасли – ракето-, авиастроение – классически мощно развивались в Советском Союзе. Эти навыки мы сохранили. И, на мой взгляд, единственный шанс России присутствовать на мировом рынке – лидировать в таких сферах. Не стоит гнаться за китайцами с их дешевым массовым производством и мягким климатом: отопить цеха – большая проблема с точки зрения себестоимости продукции.

- Каким требованиям должна отвечать современная навигационная аппаратура?

- В отличие от производства массовой электроники дизайн здесь второстепенен. Габариты тоже – на летном поле места много. Это оборудование связано с жизнью людей, поэтому главный показатель – надежность. Производный – стоимость использования оборудования. Регламентированный срок его эксплуатации составляет 15 лет, но можно найти образцы, функционирующие и 20, и 30. Они все еще достаточно надежны, хоть и требуют периодического ремонта, и даже принципиально ничем не отличаются от сегодняшних.

С момента появления первой инструментальной системы посадки мало что изменилось. Авиация – самая консервативная область. Самолеты и аппаратура стоят дорого, требования, которые к ним предъявляются, проходят тщательную обработку. Здесь как у саперов – ошибаешься лишь один раз. Физику не обманешь и не отменишь. Конечно, объем аппаратуры можно уменьшать – технологически систему посадки давно можно было сделать размером с телефон, но над телефоном работает полмира, а у нас штучное производство, где экономически нецелесообразно стремиться к такому совершенству.

- Насколько я знаю, вы сертифицировали свою систему посадки по категории IIIB. Это значит, что оборудование обеспечивает посадку воздушных судов при видимости на взлетно-посадочной полосе не менее 50 м и при высоте принятия решений не менее 15 м. Это же очень мало! Моргнул – и ты в лепешку. Неужели такие требования были и 30 лет назад?

- Да, требования к наземной аппаратуре высоки с первых дней гражданской авиации. Плюс сегодня они учитывают рост интенсивности полетов: большая часть выпущенных за всю историю самолетов сейчас эксплуатируется, да еще появляются новые. Не похоже на другие отрасли, где сделали новую машину, а старую отдали на утилизацию. В той же Москве борты приземляются каждую минуту, возможности долго держать их в воздухе нет… Факторная составляющая – существенная часть себестоимости рейса. Управлять погодой мы пока не научились, и видимость – самый критичный показатель, но и он не должен влиять на безопасность людей. В Америке в воздухе находятся порядка 6 тысяч самолетов одновременно – впечатляет; в России разве что сотни. Такой ритм диктует четкие правила: если борт взлетел, он обязательно должен сесть в пункте назначения в указанное время.

- Какая из решенных вами технических задач была самой сложной?

- Пожалуй, проект прошлого года по оснащению аэродрома на озере Иссык-Куль. Сложность заключалась в кратчайших сроках с точки зрения администрирования и высокогорном рельефе – с технической стороны. Правительство Киргизии поставило заказчику – аэропорту Манас – задачу подготовить площадку для развития туристического кластера, плюс осенью у них проходили Всемирные игры кочевников, аналог Олимпиады. Практически за полгода нам нужно было: приехать на местность, выбрать точку установки, выполнить строительные работы, поставить оборудование, настроить его и запустить. А что такое строительные работы в аэропорту? Ты должен учитывать коммуникации, препятствия, способные помешать распространению радиоволн, заранее сообщить заказчику: эту будку ставь на 100 метров правее/левее. Местность сложная – высокогорный аэродром, расположенный в небольшой долине между вершинами, – и, учитывая сжатые сроки, у нас не было шанса на ошибку.

Любые сложности можно решить, если ты обладаешь запасом времени… Но это был не тот случай. Мы долго думали, подписывать контракт или нет, – риски были очень большие, в первую очередь репутационные, но после множества совещаний все-таки согласились и справились – благодаря профессионализму команды. Спасибо заказчику: он тоже был заинтересован и всячески помогал. Воплотить проект удалось за 7 месяцев.

- У вас такой строгий отбор или вы за этих молодых специалистов конкурируете с кем-то еще?

- Это скорее вопрос беды в образовании. В 90-е все уходили в юриспруденцию, в экономистов, быть инженером считалось непрестижным. Сейчас престиж профессии возрождается, но есть другая злая шутка – демографическая яма. Когда я поступал в вуз, конкурс был 20 человек на место, а сегодня среди абитуриентов, студентов, выпускников нет конкуренции. Да, всегда находятся приятные исключения – личности с мощной внутренней мотивацией, но это небольшая прослойка. Я бы не сказал, что у нас в компании завышенные требования. Нормальные требования, нормальные условия – работай, показывай результат. При этом команда сложилась из интересных, идейных, неравнодушных людей – они как ядро, вокруг которого вырастает организация. Следствие этой общности – и продукт, выпущенный на рынок, и атмосфера творческой продуктивности, поддержка социальных проектов.

Например, наши инженеры присоединились к сообществу forblind.org, создающему технологии для слепых. Занимались проектом во внерабочее время. Им требовались инструменты – мы предоставили всю имеющуюся производственную базу и за свой счет закупили материалы. На это нужно не так много денег, но от ситуации выигрывают все. Инженер отдыхает от основной задачи, погружается в творческий поиск, результаты которого может применить и на работе. Компания помогает сотрудникам развиваться – у многих организаций есть такая возможность, но не все придают ей значение. Наконец, рождается продукт, который приносит реальную пользу. Мы считаем, важно видеть и поощрять такие начинания.

- В прошлом году средняя заработная плата в НПО «РТС» составила 44 тыс. рублей. По меркам Челябинска это высоко.

- Однако уровень зарплат на аналогичных должностях в Москве выше в два раза, в Европе – в четыре, в Америке – еще выше. И человеку с амбициями и головой на плечах несложно переехать в другой регион. Трудовые ресурсы мигрируют: люди из деревень едут в столицы областей, оттуда – в столицу страны, затем – в ведущие технологические центры. Компании тоже ищут лучших условий: множество институтов в России и по всему миру предлагают свои площадки. В частности полтора года назад мы стали резидентом Сколково с одной из идей, по большому счету, это преимущество Московской области. Однако мы родились и живем на Южном Урале, мы готовы развиваться в родном регионе, инвестировать сюда средства, но хотим видеть отдачу. Мы конкурируем не с Челябинском, а со всем миром. И, обучая человека, вкладываясь в него два-три года, тратим большие деньги, а он потом машет ручкой: «Я ваш уровень перерос, что мне 44 тысячи, если в Москве предлагают 100?» А знания уже в голове, их не оставишь, не запретишь ими пользоваться, и эта миграция специалистов – большая проблема.

К тому же наше трудовое законодательство защищает работника и сильно ограничивает работодателя. Порой я думаю, почему бы не ввести систему, как в том же футболе? Если игрок переходит в другой клуб, новый работодатель компенсирует убытки. Нынешняя ситуация, с одной стороны, мотивирует вкладываться в сотрудников, а с другой, отбивает это желание. Количество высококвалифицированных кадров в нашей отрасли невелико, они циркулируют между двумя-тремя конкурентами и расслабляются: «Здесь не пригожусь – пойду туда, там меня с руками оторвут». В результате – уменьшение производительности труда при необоснованном росте зарплат.

- За счет массовости? Вы рассказывали об американской компании, которая выпускает 100 систем аэронавигации в год.

- Возможно. Но не могу утверждать, что секрет только в этом. Наверное, оптимизация процессов и длинная история дают эффект вкупе: сейчас не нужно большими темпами вкладываться в технологическое перевооружение. Плюс государственная поддержка.
Мы привыкли думать, что на Западе частный бизнес конкурентоспособный и государство только регулирует, – нет, оно дает льготы, дотации, создает среду, и эти инструменты тоже отточены годами. В России же много институтов развития, но, наверное, даже самый большой министр затруднится сказать, в чем различие между ними, кто реально может помочь.
Пока я задаюсь вопросом: за счет чего западным компаниям удается так эффективно делать свою работу? Ведь люди там такие же, как и мы, ни умнее, ни глупее.

- Что вы считаете своим самым большим достижением?

- Наверное, то, что НПО «РТС» никогда не завершало год хуже предыдущего. Все 14 лет существования мы растем. Кризисные явления, происходившие в стране с 2003 года, всегда удавалось проходить эффективно. Ни разу не задержали зарплату, а она у нас официальная: отрасль серьезная, с серьезной лицензией – мы дорожим и ей, и продукцией, и репутацией. Много вкладываем в развитие социальной среды внутри предприятия. Как мне кажется, нам удалось создать уникальный жизнеспособный боевой коллектив, при своей малочисленности способный решать довольно сложные задачи. Когда мы создавали и сертифицировали систему посадки, нас было 30 человек: и конструкторов, и управленцев, и рабочих. Такой командой мы смогли сделать то, что в мире делают коллективы из сотен, может, даже тысяч людей. И, пожалуй, важнее всего то, что мы мыслим в едином ключе и работаем эффективно. Особенно если сравнивать наш КПД с конкурентами из России.

- Сегодня вас уже 80 человек. Разве это мало?

- Когда разговариваешь с властями, тебя спрашивают: сколько рабочих мест ты создал? Отвечаешь: 80, и сразу становишься неинтересен. Что такое 80 мест для миллионника? Или, когда общаешься с московскими чиновниками, слышишь: «Как же мы дадим тебе большой заказ? Ты же нас подведешь, мы тебе не верим, приходи, когда у тебя будет завод».

Правда, не всегда удается найти качественного субподрядчика, но это уже другая история.

До сих пор мы развивались по принципу научного ядра, вокруг которого вертится все. Думаю, в будущем концепция не особо изменится. Когда ты открываешь большой завод, быстро становишься заложником устаревающих технологий и постепенно утрачиваешь конкурентоспособность на рынке. А это сейчас самое ценное. Не нужно гнаться за численностью и площадями. Большие цифры привлекательны в пиаре, но с точки зрения бизнеса это глупо.

- Сколько вы вкладываете в научно-исследовательские работы?

- На протяжении 14 лет всю прибыль мы вкладывали в развитие. Мне трудно назвать абсолютные цифры: все складывалось в одну корзину и не изымалось. Полагаю, это были большие инвестиции. Пожалуй, за эти годы мы могли бы стать очень богатыми людьми, но нашей команде важнее вырасти и стать кем-то значимым в этой стране, этом мире, этой отрасли. До сих пор мы развивались на собственные средства, по большому счету нам не нужна была помощь ни банков, ни государства. Но сейчас, когда у нас появился продукт, требуется качественный скачок, возможный только при крупных единовременных инвестициях. По предварительным оценкам, требуется порядка 200 млн рублей. Часть мы накопили, еще часть заработаем на горизонте двух лет – благодаря продукции, которая уже законтрактована либо предполагается к контрактованию, но, чтобы развиваться сегодня, нужны заемные кредитные средства. Поэтому мы пошли в банки и в данный момент составляем бизнес-план. Думаю, следующий год проведем под эгидой глубокой модернизации.

- Как балансировать между инновациями и коммерческой выгодой? Ведь можно увлечься наукой и забыть о реальной жизни.

- Инновация по определению – новшество, показавшее свою эффективность. Любое эффективное предприятие – инновационное, даже детский сад. И любое предприятие, желающее развиваться, по умолчанию должно быть инновационным, а дальше конкуренция расставит все на свои места.

Я свято верю в конкуренцию. На конкурентных рынках будут инновации, на неконкурентных – борьба за административные ресурсы со всеми вытекающими негативными последствиями, о которых говорят даже высокопоставленные чиновники. Мы построили не капитализм, а госкапитализм: по данным ФАС, вклад государственных компаний в ВВП России вырос с 35% в 2005 году до 70% в 2015-м. Никаких инноваций здесь не может быть априори. У малых предприятий нет шанса побороть большие, они не могут играть по тем же правилам – это замкнутый круг. Пусть большие умы в Москве думают, как вывести экономику из пике. К счастью для человека, идеи и знания свободно перетекают по миру. У нас уже была волна утечки мозгов, как бы не получить следующую, когда в Китае студент приходит на работу и получает 2-3 тыс. долларов, а у нас средняя зарплата не дотягивает даже до тысячи. Недавно Китай был бедным и ездил к нам на заработки, а сейчас все наоборот. Вот они, реалии текущего дня. Российский народ – упертый, пока не доведешь до критического состояния, мы, как лягушки в молоке, сидим и ничего не понимаем.

- Приведу выдержку из международной программы Фонда попечителей Московского государственного авиационного университета им. Циолковского: «Все большее различие в уровне технического оснащения в России и западных странах становится преградой на пути к гармонизации и интеграции аэронавигационных систем в рамках европейского региона». Оцените состояние российской науки в вашей сфере.

- Не хочется говорить, что мы сильно отстали, но, к сожалению, это правда. Мы давно кричим, что нам не нужна сырьевая экономика, но она до сих пор существует. Может, и хорошо, что американцы ввели санкции, запретив поставку технологического оборудования, – это заставило нас шевелиться и, возможно, даст эффект через несколько лет. Но до сих пор мы жили в расслабленном состоянии. Не стремились наращивать личную эффективность, эффективность предприятия и страны в целом. Поэтому иностранцы знают только про ракеты и нефтяные поля в Сибири.

Зададимся вопросом: что Россия поставляет на мировой рынок? На бытовом уровне ничего. Мы строим ядерные реакторы, запускаем ракеты, но это очень маленькая часть жизни, и на мировом рынке Россия выглядит мелко. Даже близкие нам страны предпочитают оборудование не российского производства – да что греха таить, мы сами выбираем импортное. Сейчас сознание начинает меняться: люди наелись импортных товаров, поняли, что не все так сказочно, как описывается в проспектах, есть еще и отечественные производители, которые тоже что-то умеют. Но скепсис пока присутствует, и нам его нужно преодолеть. Только в этом случае смогут развиваться и наука, и образование, и предприятия.

- Что необходимо для ликвидации этого разрыва? Совместные усилия государства и бизнеса? Чья инициатива тогда должна быть первичной?

- Каждый должен делать свое дело. Задача бизнеса – зарабатывать деньги и эффективно тратить ресурсы. Задача государства – обучать и устанавливать правила. Чтобы сократить отставание, оно должно создавать условия, формировать определенную налоговую и таможенную политику. Например, если технологии в основном привозятся с Запада, очевидно, что это стоит денег, плюс требуется время, чтобы они стали что-то приносить. Для этого нужны не льготы – они расслабляют, а налоговые преференции. Но политика у нас такова, что заниматься бизнесом невыгодно. Лучше положить деньги в банк под 6-7%, еще год назад – 10-15%. Попробуй найти бизнес, гарантированно приносящий в год 15%, да еще и застрахованный государством.

По статистике АСВ, средний размер вклада по банковской системе – 163 тыс. рублей, однако 41,3% из них – свыше 1,4 млн рублей, и мы все говорим, что бедно живем. Деньги-то есть, только они не работают. Реальный сектор активизируется, если их будет невыгодно держать в банке. Когда каждый день решаешь покупать какое-то оборудование, инвестировать туда или в иное место, – сверяешь доходность и риски. И порой работаешь только потому, что тебе это нравится, просто чтобы быть чем-то занятым. С точки зрения бизнеса это неправильно: ему нужен холодный расчет, ведущий к определенному доходу. Другого мерила успешности, кроме прибыли для предприятия и зарплаты для человека, нет.

- Каким вы видите развитие аэронавигационных систем в ближайшие 5-10 лет?

- Сейчас в тренде спутниковая навигация для самолетов. Но представьте, что завтра начнутся военные действия, и передатчики GPS отключатся или, хуже того, будут давать неверный сигнал, и самолеты перестанут ориентироваться. Были такие случаи во время войны в Ираке. Спутник сбить не так сложно; то, что находится в космосе, надежно только в мирное, стабильное время. А на земле, наверное, никогда не было мира во всех без исключения уголках. Поэтому самое надежное оборудование – наземное, то, которое делаем мы. И если что-то изменится, это будет не завтра, а спустя многие годы. ///

Текст: Марина Кваш
Фото: Евгений Кузьмин