– Насколько значителен объем критически важного импорта, который пока никак не заместить отечественной продукцией?
– На самом деле Россия – вполне самодостаточная страна. Во всяком случае там, где речь заходит о самом необходимом: еда, вода, энергоресурсы. Как выяснилось, даже легкая промышленность в стране осталась. Так что, даже если предположить риск блокады на триста лет, катастрофы не случится. Проблемы возникают там, где применяются высокие технологии. Без этого, на первый взгляд, человек не умрет. Но нельзя же игнорировать технический прогресс! Взять тот же транспорт и оборудование: только после жестких западных санкций выяснилось, что многие вещи, которые на бумаге давным-давно были, что называется, импортозамещены, на самом деле по-прежнему поставлялись из-за рубежа. И всех это устраивало до поры до времени. И вдруг неожиданно оказалось, что без импортных микрочипов или банальных подшипников встало большое производство. До смешного доходит: нет ни мебельной фурнитуры, ни саморезов. Потому что нет подходящей марки стали: меткомбинаты льют настоящую сталь, а для гвоздиков и фурнитуры сгодится и сплав с небольшим добавлением стали, иначе они стоят каких-то космических денег. Да и, если вдуматься, зачем в саморезе, который вкручивается раз и навсегда, вся мощь российской металлургии?
С другой стороны, если бы санкций не было, мы, может быть, так и не переучились бы никогда. Так всю жизнь и прикручивали бы эти шильдики на чужие изделия, выдавая импортное за отечественное, а черное – за белое. А этот стресс-тест, по крайней мере, заставил ясно осознать место, где мы находимся, что сделать в наших силах, кто стоит рядом и друг ли он или только прикидывался.
– Сейчас ряд экономистов предрекает, что неизбежно произойдет обратный откат к плановой экономике, где государство станет основным бенефициаром в ключевых отраслях, в частности, будет контролировать сырьевые компании. На ваш взгляд, это возможный путь?
– Это что-то из области фантастики. Сегодня восстановить в масштабах страны госплан, полагаю, гораздо сложнее, чем наладить производство микрочипов.
Если же говорить о росте доли государства в ключевых отраслях, то, как мне кажется, компании, которые занимаются добычей полезных ископаемых, в принципе не должны были становиться частными тридцать лет назад. Есть же два показательных примера того, как страна с социалистическим укладом перестраивалась на капиталистические рельсы: СССР и Китай. И в Китае был последовательный переход к частному сектору: сначала разрешили частникам заниматься малым бизнесом, потом средним, а уже потом возникли частные транснациональные гиганты. Сегодня в Китае есть и частная энергетика, и частные нефтяные компании, и частные банки, но они возникли только на последнем этапе разгосударствления. А Россия, как обычно, пошла своим путем: сначала все подчистую приватизировали в частную собственность, а спустя десять лет крепко задумались и начали обратно национализировать потихоньку. Наверное, китайский сценарий все-таки выглядит поинтересней, потому что госкорпорации с их раздутым аппаратом, как ни крути, нормально справляются с бизнес-задачами только на сверхмаржинальном рынке. А попробуй запусти госкорпорацию в продуктовый ритейл, где маржа колеблется от нуля до нескольких процентов в зависимости от эффективности менеджмента!.. Так что не думаю, что тотальная национализация – это на самом деле хороший вариант.
– Как снижение прибыли предприятий отразится на бюджетах муниципалитетов?
—В 90-х мы уже проживали опыт, когда громоздкая, неповоротливая система государственного управления объективно не справлялась с резкими переменами. Тогда регионам сказали: «Забирайте суверенитет и решайте как-то свои проблемы самостоятельно!» И каждая область, каждый город вынуждены были как-то барахтаться и выплывать. У кого-то получалось лучше, у кого-то – хуже. Но, так или иначе, власть на местах получила свободу действий: какие дома ремонтировать и какие дороги прокладывать, решалось на уровне мэра. И он, понимая, что, с одной стороны, в случае чего останется крайним, а с другой стороны, в своем городе именно он как градоначальник – самый большой человек, за которым последнее слово, как-то разруливал проблемы.
Жесткая вертикаль власти была хороша в нулевые, когда экономика перла, маржинальность зашкаливала и главным было сохранить целостность страны. А сейчас, как мне кажется, снова пришло время передать полномочия на места, хотя бы хозяйственные вещи делегировать: социалку, ремонт, снабжение, благоустройство, коммунальную сферу.
Понятно, что вожжи политической власти никто уже не отпустит, тем более в сегодняшней непростой обстановке. Но чисто экономические рычаги стоило бы передать на уровень ниже. После бюджетной реформы 2002 года часть местных и региональных налогов стала аккумулироваться на федеральном уровне, что призвано было привести к более справедливому распределению средств между богатыми и бедными регионами. Но прошло уже двадцать лет, а Ханты-Мансийск до сих пор так и не придумал, как справиться с доходами бюджета, а Курган так и не видел их никогда, там совсем о другом у мэра голова болит. Так, может, пора уже снова пересмотреть межбюджетные отношения? Наверное, в эпоху диджитализации можно найти алгоритм перераспределения налогов между бедными и богатыми регионами, минуя совещания в федеральных министерствах. Сегодня, чтобы подняться до федерального уровня и выбить бюджет, а затем проследить, чтобы деньги попали, куда требуется, а не улетели по ошибке в другой муниципалитет, чиновникам приходится пройти семь кругов ада. Давно пора убрать эти многоступенчатые согласования, которые растягиваются на полгода и поддерживают только отечественную пассажирскую авиацию и гостиничный бизнес в Москве. Чиновники постоянно мотаются по различным высоким кабинетам с папками, объясняя, зачем им необходимо выделить еще четыреста тысяч, и тратя при этом на командировочные расходы примерно ту же сумму. А мобилизация подразумевает еще большую концентрацию ресурсов в центре. А источники поступлений постепенно исчерпываются – вот уже и о дефиците бюджета заговорили, хотя за последние десятилетия мы привыкли жить в профиците. И в сложившихся обстоятельствах пытаться выжимать все до капли из регионов – бессмысленно.
– Что, по вашим прогнозам, будет с уровнем доходов, инфляцией, безработицей?
– Конечно, уровень доходов будет снижаться. Реальных. Привычные импортные товары начинают потихоньку заканчиваться. А те, что приходят им на смену, выше по стоимости и часто проигрывают по качеству. И номинальное повышение зарплат не компенсирует роста цен. Так что всем нам так или иначе придется заплатить качеством жизни за патриотизм. При этом на рынке труда образуется диспропорция, которая у частного бизнеса вызывает большие опасения: бюджетный сектор, на который приходится добрая половина рабочих мест, будет стараться поддерживать уровень зарплат. А вот частному бизнесу финансировать повышение заработных плат будет, скорее всего, не из чего. И, соответственно, подбирать кадры будет все сложнее и сложнее. При этом на крупные предприятия, скорее всего, навесят некие социальные обязательства, чтобы, несмотря на ситуацию в экономике, любыми путями избежать массовых сокращений на производстве. Скрытая безработица есть и сейчас, и эта проблема будет только нарастать.
Но при этом сказать, что впереди – кромешный мрак и ужас… Нет. Будем стараться лавировать, как делали это всегда, чтобы выйти без особых потерь. И в принципе путь между опасных рифов просматривается. Бизнес выстоит. А вот в кресле чиновника я бы не хотел сейчас оказаться. Финансирование сокращается, а дыр в бюджете становится все больше. Система администрирования строилась под плановую экономику, когда можно спокойно бюджетировать расходы на год вперед, отыгрывать тендеры, проводить закупки... Сейчас ситуация меняется ежедневно, а система принятия решений осталась прежней, громоздкой и неповоротливой, зарегулированной до крайней степени.