Вечер пятницы

- Расскажите, как изменилась ваша жизнь с появлением Пал Палыча?

- Вы не услышите слишком много про появление Пал Палыча. Пал Палыч с дочерью проживают за городом. И поскольку предыдущий сезон был непростой, а этот еще не проще (мы ведь в данный момент находимся не у себя дома, там заканчивается капитальный ремонт, и дай бог закончится к новому сезону, и мы переедем на Чистые пруды), с внуком я встречаюсь не так часто, как мне хотелось бы. Я вижу его по FaceTime и удивляюсь, что ему уже исполнился год.

Вы знаете, я не ощущаю статуса дедушки. А жена недавно сказала: «Пусть он называет нас «Сережа» и «Инна».

- Серьезно?

- Ну да. Между прочим, я вам хочу сказать, младшая дочь моего брата (она в школе учится на Украине в шестом классе) называет дедушку и бабушку, то есть моих папу и маму, Мила и Леня, и им это безумно нравится. Безумно. Наверное, понравится и нам.

На самом деле, если уж совсем серьезно сказать, я какого-то такого прилива, который, говорят, случается, когда у тебя рождаются внуки, пока не почувствовал. Безусловно, он замечательный, прекрасный мальчик, он мне нравится, и я счастлив за дочь. Но у меня еще и Ваня вообще-то маленький, ему всего 11 лет, и я себя ощущаю скорее в роли молодого отца, чем деда. Вы знаете, если бы я ходил, гулял с коляской, сидел в роли няни, я бы мог вам многое рассказать, а так в общем-то и все. Главное, что он на удивление совершенно не капризный мальчик, может долго сидеть в манеже, веселый и всегда улыбается.

- Я не нашла вас в соцсетях. Вас по-прежнему там нет или я плохо искала?

- Здрасти! Вы об этом знали еще в первое наше знакомство! Меня там никогда не было и нет.

- С тех пор прошло много времени, я думала, может, что-то изменилось)

- Вы хотите сказать, что я должен был просветиться? Я ничего не имею против этого дела, но это же пустая трата времени! У меня есть такой мессенджер, как WhatsApp, по которому можно и поговорить, и даже увидеть собеседника, я по нему общаюсь с мамой с Украины. Я знаю, что такое инстаграм, это замечательная штука, которая называется «Коля и Петя были здесь». Раньше на скале нужно было писать краской или на памятнике, сейчас легче: есть инстаграм.

- А у вас есть директор, ну или человек, который отвечает за ваш пиар?

- Я не знаю, у кого есть такие директора. У меня нет даже агента. Потому что нечего делать этому агенту, понимаете? Мой агент – это я.

- А сыну вы разрешаете висеть в соцсетях?

- Может быть, у него и есть инстаграм, может быть. Но вообще до вечера пятницы он к компьютеру не подходит, а в последнее время, последние полтора-два месяца, он забросил это дело и в выходные. Раньше по сети играл с друзьями в Minecraft, я спросил у дочери, она сказала, что это нормальная игра. А сейчас и к ней потерял интерес. Сегодня он больше внимания уделяет тренировкам, футболом увлекся. Он не страдал от того, что я не разрешал в учебные дни подходить к компьютеру. Нет абсолютно. На самом деле для кого-то это вещь совершенно необходимая в работе, благодаря ей люди имеют какие-то коммуникации и очень в этом смысле хорошо продвигают свой бизнес. Для чего мне соцсети, я не очень понимаю.

- Многие приходят туда за общественным одобрением))

- У меня такой проблемы нет. Мне не нравится, что общение перемещается в интернет. Я не зову обратно к валенкам и к топору, но то, что нормальные человеческие посиделки глаза в глаза исчезли, мне не кажется правильным. Мы привыкаем не напрягаться, привыкаем к одному нажатию на мобильном, может, это и неплохо, но когда молодежь сидит и перебрасывается совершенной чепухой, я думаю, пользы от этого мало. Я думаю, что весь первый класс нужно вести предмет, где учителя рассказывали бы детям, что такое интернет и чем он отличается от книги; какая разница в том, чтобы скачать какой-то материал из Сети или найти его в справочнике, законспектировать или переписать своей рукой.

- А как вы это объясняли Ивану?

- Я ему не объяснял, понимаете, мне не надо было это делать. Просто я слежу за его чтением, за тем, что и в каком количестве он потребляет. В этом году он прочитал всю школьную и внеклассную программу, которая была дана им на лето.

- Вы его заставляли или он сам?

- Когда-то заставлял, когда-то сам. Но не скажу, что были особенные проблемы. Ваня вообще в нашей семье, скорее, изгой, у нас никто так хорошо не учился, ни я, ни жена, ни дочка, никто. Круглым отличником никто никогда не был. Иван учится легко: то второй, то третий ученик в классе, в прошлую четверть были круглые пятерки…

- А пятерки – это самоцель?

- Нет, слушайте, на самом деле я вообще к этому не прикасаюсь. Жена, няня следят за тем, чтобы он выполнял уроки. Иногда в чем-то ему помогают. Цели во что бы то ни стало быть отличником нет, но Инна следит (у нее дневник прям в телефоне), и она видит все, что он получает. У него два языка, немецкий и английский, с ними помогает репетитор, но ему легко все дается. Конечно, я объяснял сыну, что такое книга и чего она стоит. Но и в школе, в первом классе, тоже надо говорить с детьми. Не назидать, а говорить так, как разговаривают с равными, сообщать об опасностях и минусах интернета, чтобы ребенок мог выбирать. И выбирать осознанно. Это ведь ненормально, что дети не читают, а просиживают половину времени в контакте и инстаграме.

- Это можно объяснить ребенку, когда вы вдвоем, но потом вы столкнетесь с проблемой невозможности вырвать его из контекста. Как растолковать отдельно взятому человеку, почему все одноклассники висят там целыми днями, а ему нельзя с ними общаться?

- Да, согласен, сложно, но не невозможно. Нужно выводить его на момент ощущения личности в себе. На то, что нужно чем-то отличаться и ценить свою индивидуальность и не бояться этого. Но это уже вопрос к педагогике внутрисемейной, родительской. Да, я понимаю, случись такое в мое время, я тоже был бы подвержен всему этому. В моем детстве мы всем классом слушали «Битлз», Jesus Christ Superstar и ничего другого не воспринимали. Во всех поколениях есть свои увлечения…

- А вы хотели бы родиться в другом веке?

- Я хотел бы там побывать. Родиться… сейчас бы уже хотел, может быть. А вообще интересный вопрос. Не знаю…

- Ну, представьте, например, вы могли бы выйти на подмостки во времена Шекспира…

- Нет. Думаю, что все это было слишком. Для меня было бы неинтересно.

- А познакомиться с Шекспиром?

- Лучше с Достоевским или с Гоголем.

- Или с Чеховым?

- С Чеховым – да, я об этом думал и даже говорил как-то. А что касается пожить в другом времени, тут надо думать, куда метнуться, вперед или назад, и, наверное, если бы я внимательно задумался над этим вопросом, я бы вам сказал: «Давайте вперед!». С одной стороны, конечно, в начале 19-го остались живые Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Там война 12-го года, там вообще все другое, и еще надо понять, где бы ты жил и кем бы ты был. Аристократом или крепостным? Скорее всего, крепостным. Но даже если представить, что я окунулся в московское или петербургское светское общество, боюсь, зная вот эту, современную, жизнь, мне очень скоро стало бы скучно.

Сейчас трудно удалиться от суеты, понимаете. Если бы я мог, как Лев Николаевич, уехать в деревню, гулять, ездить верхом, потом писать…Кстати, в этом году я впервые за всю свою киноисторию категорически сказал: «Не буду сниматься во время отпуска ни одного дня». И не снимался.

- И сколько длился у вас отпуск?

- Два месяца. Да, в театре два месяца отпуск. И два месяца я вообще не снимался. И не снимаюсь по сей день. Нет, ну снялся в одной маленькой роли, а вообще с конца июня не снимаюсь. Дважды ездил на юг, сначала с семьей, потом один. Был на море. К сожалению, сейчас это не так просто, раньше я все время ездил на Украину… В этот раз мама с папой ко мне приезжали.

- А почему не забираете их оттуда? Не хотят?

- Мне странно такой вопрос от вас слышать, Лена. Они живут в своем доме, в котором я родился, на трех сотках в центре города. Как вы себе это представляете – людей в восемьдесят лет вытащить в другое место? Это же смерть! У меня огромный дом, там сколько места, чтобы их разместить, но это невозможно! Там у них все свое: свои люди, свои друзья, свои соседи, свои курицы, у мамы свои цветы, у папы свой виноград…

- Рядом с ними ваш брат?

- Брат работает в Москве. Он приезжает туда чаще, чем я, потому что у него жена и двое дочек живут рядом с папой и мамой, но привезти их в Москву невозможно ни при каких условиях.

Вот вы спросили меня, какой вопрос я бы задал Пушкину, не знаю, не знаю. Это нужно думать… Я, к своему стыду, невежественный, Пушкина люблю и вроде бы много про него читал, но знаете, как-то пропустил момент, когда он познакомился с Ариной Родионовной. А вы знаете, сколько было Пушкину, когда он познакомился с няней?

- Маленький, наверное…

- Вот и я думал, что это все с колыбели! А ему было 18 лет! Первая ссылка. Не с кем было общаться, вот и все. Знаете, в этом году я первый раз добрался до пушкинских гор, я сам вам расскажу новость, так или иначе мы бы к ней подошли. Значит, с того времени, как мы познакомились на проекте Ленинград46, я попробовал себя в новом качестве. Не помню, рассказывал я вам или нет, именно тогда Дима Месхиев снимал «Батальонъ», я приехал к нему на съемки повидаться и рассказал одну идею. Он заставил меня эту идею написать, я сказал «нет», потому что никогда этого не делал. Он настоял. Прислал мне редактора, и я, наговаривая ей, составил поэпизодный план, а потом взял и прямо из середины сценария набросал сцену. Дальше все происходило так: мы с Месхиевым конструировали, он говорил, куда нужно было это вести, идея в целом была моя. И так, начав с середины, я писал сцену за сценой, отсылал Диме, он говорил: годится-не годится, и в конце концов с июня до конца сентября я этот сценарий завершил.

- То есть вы дебютировали как сценарист?

- Да. Сценарий назывался «Дочь», у него два автора: Месхиев и я. Все диалоги - мои. Впервые в жизни. Спустя какое-то время (сколько мы с вами не виделись?) мы получили деньги в министерстве, запустили картину и в июне ее сняли. Она называется «Преданные». Там я впервые не только в роли автора сценария, но и сопродюсера. Ну и главную роль еще сыграл. Вот такая вам от меня новость)

- Когда фильм выйдет?

- Думаю, выйдет к весне, к концу года будет готов, но показывать его сейчас рано. Есть, конечно, мысли о фестивалях, но сперва нужно завершить работу. Сопродюсером картины стал Златопольский, Второй канал – партнером. Думаю, мы покажем ее на «Кинотавре».

- А многострадальную «Матильду» вы смотрели?

- Ну конечно смотрел.

- Что скажете?

- А о чем вы хотите услышать?

- Вашу оценку. Вы читали, что сказал по поводу фильма Грымов?

- Нет. А что он говорит?

- Он говорит, что российское кино сегодня балансирует на грани катастрофы, что оно подошло к самому краю, за которым адовы глубины пошлости, бескультурья и профанации… При этом у него претензии не только к режиссеру, но и к актерам. Далее цитата: «Если прекрасный Миронов что-то играет, то про остальных этого сказать нельзя, они изображают, и у них получаются типажи, а не живые персонажи». Очень длинный отзыв и очень злой.

- Слушайте, ну если бы вы привели мне высказывание Ларисы Мальковой, которая кинообозреватель «Новой газеты», или, скажем там, Шепотинника…А Грымов что, киновед серьезный или мега-режиссер? Пусть бы это сказал Лунгин или Тодоровский, или, скажем, Чухрай… Мне просто смешно, отчего вы, умная барышня, на такое ориентируетесь? Что Грымов сделал кроме картины «Барышня-крестьянка», которую снимал очень классный оператор и которая получилась весьма неплохим кино?

- Я человек недостаточно образованный, поэтому на свое мнение не ориентируюсь, фильм посмотрела и в каких-то моментах не могу не согласиться с Грымовым. Например, он говорит, что каждый актер играет в своем жанре: Козловский – триллер, Миронов – комедию, актер, который исполняет цесаревича, - мелодраму…

- А я что играю? Не стесняйтесь, говорите!

- У вас роль очень маленькая, я не знаю, что вы играете (Я хотела лишь спросить ваше мнение: вам понравилась картина?

- Вы знаете, понравилась-не понравилась… Изнутри всегда говорить сложно. Я считаю «Матильду» хорошим, крепко сделанным…

- Интертейментом.

- Ну да, вот таким зрительским кино. Невероятно красиво снятым. Что касается истории… Ну, может быть, мне ее чуть-чуть не хватает. Но в целом я не могу согласиться с Грымовым. Картина смотрится достаточно легко. Я вообще считаю кино провальным, когда его мучительно досмотреть до конца. Понимаете, вся эта история с нездоровой, дорвавшейся до власти и СМИ женщиной не сработала ленте на пользу. Если бы «Матильда» появилась совершенно неожиданно, эффект был бы другой. И поскольку у меня крайне маленькая эпизодическая роль, мне не с руки вот так выступать. Если бы я был больше в этом процессе, наверное, я бы больше тогда и сказал. Но то, что позволил себе Юрий Грымов, скорее всего, обусловлено лишь тем, что Грымову не дают денег, чтобы снимать кино, и ему обидно.

- Да, этот момент действительно звучит в письме. Ну да бог с ним! Скажите, а было такое, чтобы вы не прошли пробы?

- Было.

- И чтобы потом жутко жалели об этом?

- Что-то было, что-то было… Ну, например, я действительно пробовался и не прошел в картину Шахназарова «Яды» с Басилашвили и Паниным.

- Это было давно, а в последний раз когда такое случалось?

- Еще чтобы жалел… не помню… Понимаете, у меня давно уже этих проб нет. Я не прошел фотопробы в картину Абдрашитова «Плюмбум». Жалел. Следующие пробы у Вадима Юсуповича уже были удачными. Сначала «Армавир», потом «Время танцора». Еще меня вызывал Петр Ефимович на «Анкор, еще анкор!». И, по-моему, он хотел меня на роль, которую сыграл Володя Ильин, а Володя все-таки старше и, по-моему, лучше подходил. Ну, я вам скажу так: расстроиться там было невозможно, поскольку Ильин – роскошный, фильм – роскошный, и от того, что он меня не утвердил, моя любовь к Тодоровскому не уменьшилась. Я вам лучше расскажу такую штуку, не помню, рассказывал я вам про «Остров» или нет?

- Нет.

- С Лунгиным я работал дважды почти подряд. Сначала мы сняли картину «Бедные родственники». А вслед за «Бедными родственниками» Лунгин снял сериал, который мало кто знает, а жалко. Он называется «Дело о «Мертвых душах», где я играю городничего. У меня городничий наполовину состоит из «Мертвых душ», на треть из «Ревизора»… ну это вообще потрясающая работа Арабова, который взял и сплел десять произведений Гоголя. Десять! «Мертвые души», «Ревизор», «Вий», «Старосветские помещики»… Вот после этого раздался звонок от Лунгина, я получил сценарий «Острова», прочитал... перезвонил и сказал: «Мне не нравится роль». (Та роль, которую сыграл Мамонов.) И уточнил: «Понимаешь, все, что он там дурака валяет, это все гордыня». Лунгин опешил: «Ты идиот? Прочитай внимательней сценарий!» Я еще раз прочитал, но мало того, что мне роль не понравилась, так у меня еще всегда было такое, скажем, убеждение (и оно до сих пор никуда не ушло), что я не хочу играть священника, что для этого должен быть какой-то из ряда вон выходящий случай.

- И «Остров» им не был?))

- В моем тогдашнем понимании – нет. Потом был второй звонок от Павла Семеновича: «Давай встретимся, иначе дело закончится личной обидой». Мы встретились, я сказал: «Слушай, я тебя сильно люблю как человека, как друга, как режиссера, но я не хочу играть священника – это раз, и я в него не верю – это два». Дальше я пришел на премьеру и вот так сидел рядом с Михалковым. Мы сидели весь фильм, не проронив ни слова: ни он, ни я.

- Пожалели?

- Нет. Я подошел к нему и сказал: «Видишь, бог управил». Знаете, что я понял? Я сыграл бы эту роль, если бы согласился. Возможно, это было бы неплохой работой, но так, как это сделал Мамонов, – нет. Мамонов был предназначен для этой роли, понимаете? Поэтому я не расстроился.

- Вы разборчивы?

- Да, но это слово мне не нравится. Я спокойно соглашусь на роль одного дня, очень даже эпизодическую, пусть там только будет Роль, понимаете?

- Что значит роль одного дня? Которая не войдет в историю, вы имеете в виду?

- Нет, маленький эпизод, роль одной смены. За то время, что я закончил сниматься у Месхиева, с июня и до сегодняшнего момента, я снялся у Лены Хазановой в небольшом эпизоде за два дня, а до этого прочитал очень много. Читаешь, смотришь: большая роль, главная, целых 40 съемочных дней, но роли нет. Нету ее! Потому что так написана. С другой стороны, я отдаю себе отчет, что вот так навсегда взять и сказать: «Я не буду!»… да буду конечно. Понимаете, я все равно заложник своей внешности, своего типажа, и, конечно, мне не предлагают то, чего я хочу. А мне безумно хочется сыграть слабого растерянного человека.

- А мне кажется, вы могли бы такого сыграть.

- Я мог бы это сыграть. И у меня были такие роли, но их было крайне мало. Вот, например, Иконников, лаборант серпентария, несостоявшийся скрипач в новой экранизации произведения Вайнеров, которое раньше выходило под названием «Визит к минотавру». Я приехал к десяти утра и уже в пять был свободен. Но это дорогого стоит, потому что это Роль!

Да, я разборчив, хоть мне и не нравится это слово. Я тщательно и серьезно отношусь к качеству материала, и, слава богу, у меня есть выбор. И уж конечно я ни за что не брошу камень в того, кто неразборчив. Когда-то я к этому относился менее серьезно и много всего наиграл. Слушайте, у меня фильмография такая, что стыдно произносить, какой она величины. Это заработанные деньги, я много соглашался и играл то, на что сейчас бы уже не согласился. Но это естественный процесс. Опыт тоже приходит не сразу...

- А что самое дорогое в картине? Объясню, почему спрашиваю. Я немного смотрела «Троцкого», где играет замечательный Хабенский, и не видела ничего, кроме дешевого парика на нем.

- Слушайте, он на самом деле не дешевый! И Марина Красновидова далеко не последняя в нашем кино. Вы «Дуэлянта» видели? Это делала она. Она хороший гример, хороший художник, дело в том, что (вы, может быть, не в курсе) это стоит больших денег. Очень больших. Начиная от клея, кончая материей, на которую делается парик. Не хватает денег, не хватает, скажем так, чуть-чуть квалификации. Мы в этом смысле отстаем. Вот если в операторском искусстве мы первые, то здесь нам еще есть чему учиться. И еще вот что скажу: в результате того, что кино из советского, государственного шагнуло в продюсерский кинематограф, и этот переход был достаточно длинный, какие-то цеха потеряли, скажем так, школу. Если вы возьмете и откроете картины 50-х или даже 30-40-х годов и посмотрите, как там на крупных планах у артиста Крючкова или у Андреева, или у кого-нибудь приклеена борода, вы поймете, что мы утратили. Вы там не найдете такого момента, который цеплял бы глаз. Это касается и реквизита, и, наверное, отчасти художника. В «Матильде» работа художника-постановщика и художника по костюму – идеальная. Вы знаете, что Успенский собор для этого фильма был построен на базе питерского завода? Надежда Васильева, которая сделала костюмы, - еще одно доказательство, что мастерство художника у нас не утеряно. Просто у канала есть определенный план, остановить кинопроизводство нельзя, за всем этим стоит огромный штат, который этот план должен делать, а денег не всегда хватает.

- Сменим тему. Вам приходилось просить прощения?

- И не раз. Вы хотите спросить, было ли мне в жизни за что-то стыдно? Послушайте, я никогда не был идеальным и столько нервов истрепал своей семье, столько раз расстраивал маму с папой… Естественно, я способен просить прощения.

- Когда вы делали это в последний раз?

- Мне очень нравятся книга и фильм Лилианы Лунгиной «Подстрочник». Она там говорит о моментах, когда мы рвем на себе рубаху, защищаем свои идеалы, стоим на трибуне, а потом через какое-то время понимаем, что все было неправильно. Мы ошибались, и признание этой ошибки, причем широкое признание, а не просто внутри себя, это и есть момент интеллектуального мужества.

А попросить прощения у кого-то конкретного – это вопрос совести. Ну, скажем, я незаслуженно вас обидел во время первой встречи, нахамил, подумав, что вы, как многие из вашей профессии, охочи за жареным, и был не прав. Мне неприятно жить с этим, и я должен перед вами извиниться. Можно было, развернувшись, уехать и жить, успокаивая себя тем, что «это какой-то Екб или Челябинск, и увижу ли я ее еще раз в жизни?»... Но нет, с этим я жить не хочу, поэтому с меня не облезет извиниться.

-))) Вы по натуре воин?

- Где у меня может быть война? Да на работе! И здесь – да, я воин, если чувствую, что история ползет не туда. С другой стороны существует субординация, которой я стараюсь придерживаться, даже если режиссер младше меня в два раза. Хотя возраст здесь не имеет никакого значения: он запросто может меня убедить, что прав, на том простом основании, что он режиссер.

- Очень часто актеры, пройдя серьезный путь в профессии, приходят к режиссуре. Вы думали об этом?

- У меня есть это в голове, и в сущности, если бы вдруг случилась такая ситуация, что завтра мне нужно было снять кино, я бы его снял. У меня бы это получилось. Вопрос в другом – как получилось? Понимаете, снять кино для того, чтобы в титрах было написано не артист Гармаш, а режиссер-постановщик Гармаш, вот ради этого не хочу. Такого, чтобы у меня внутри все прям зудело, нет. Мысли, идеи есть. Если наступит момент, когда я почувствую, что мне не хватает дыхания… Ну, тогда, наверное, я попробую. Вот видите, я же никогда не мечтал быть сценаристом, а сегодня попробовал, и мне понравилось. Я написал один акт пьесы. Второй почему-то ленюсь, не хочу дописать, но, может быть, допишу. Мне это интересно, я отношусь к этому просто как к развлечению. И потом я очень люблю свою профессию, и очень строго стою на принципе «человек на своем месте», потому что у нас полстраны не на своем месте, достаточно посмотреть на Государственную Думу. Хотя мы и договаривались не говорить о политике.

- Кстати о политике) Вы неоднократно встречались с Путиным лично …

- Раз шесть-семь…

- Какое он на вас произвел впечатление? Он на своем месте?

- Думаю, да.

- Вы изменили свое отношение с момента событий на Украине?

- Я не вижу ему альтернатив. Он произвел на меня хорошее впечатление. В одну из таких встреч мы были у него дома, показывали картину «12».

- Как это было?

- Он вошел, поздоровался и стал смотреть кино, оно ведь очень длинное. Когда фильм закончился, вскочил ваш брат вот с этими диктофонами и фотоаппаратами. Он быстро что-то сказал, и потом ваш брат удалился. Мы остались вчетвером: Владимир Владимирович, Никита Сергеевич, Сережа Газаров и я. Владимир Владимирович сказал какие-то слова, совсем чуть-чуть о картине, что ему понравилось и что это все надо развивать и поддерживать. Никита Сергеевич хотел начать какую-то тему, он его остановил, говорит: «Подождите». И обратился к нам с Сережей, я передам вам его слова практически дословно: «Вы знаете, в смысле кино я вырос и воспитан на таких именах, как Даль, Плятт, Броневой, Папанов, и в какой-то момент мне показалось, что все это уходит от нас безвозвратно… Но нет, не уходит! Большое вам спасибо!». Он сказал эти слова так просто и аргументированно, и это был не просто комплимент, это был очень хороший комплимент! Или даже не комплимент, а хорошая мужская похвала.

- А если бы вы сейчас с ним встретились, что бы вы ему сказали?

- Здравствуйте, Владимир Владимирович.

- Ну, это понятно, а что кроме «здравствуйте»?

- Вы знаете, у меня была знаменательная встреча, та самая, в Михайловском театре, когда он еще был в роли премьера и когда собрали десять деятелей культуры: Фрейндлих, Ахеджакову, Неелову, Хаматову, Арбенину, Ермольника, Шевчука, Лагутенко, Бутусова и меня.

- Это когда у них баттл с Шевчуком был?

- Да. Это именно та встреча. И я тогда попытался задать вопрос о том, когда у нас наконец-то состоится настоящая реформа образования. Владимир Владимирович сначала перевел стрелку на Дмитрия Анатольевича, типа он сейчас этим занимается. Но потом, когда я произнес слова «образовательная коррупция», он заинтересовался: «Что, - говорит, - вы имеете в виду?» Я ему рассказал, просто взял и публично с потрохами заложил Самарскую академию искусств. Я был там на мастер-классе и в присутствии всех студентов, сидя вот так в аудитории, сказал: первое, что я сделаю, когда вернусь в Москву, заложу вашу академию с потрохами министру культуры. А как еще, если на актерском факультете будущие актеры изучают экономику театра, маркетинг и еще какой-то бред вместо актерского мастерства и сценической речи, которая у них почему-то раз в неделю? Просто анекдотичная ситуация. Через три дня мне позвонил Авдеев (министр культуры РФ в 2008-2012 гг. – прим. ред.): «Рассказывайте все подробно». Я говорю: «Что, вызываете зондеркоманду?» - «Типа того». Потом в интернете кто-то что-то сказал... Потом мне позвонила мать Хабенского (он тоже туда ездил), мол, эту студентку, которая мне все рассказала, разорвут сейчас там на части. Я звоню ей: «Тебя кто-нибудь трогает?» - «Нет». А спустя два года я приехал в Самару со спектаклем, ко мне пришли с цветами за кулисы две преподавательницы и стали благодарить за этот поступок.

- Шнур или Шевчук? Ваш выбор?

- Шевчук, безусловно. Сережу уважаю, люблю и в хороших отношениях, но конечно Шевчук. Шевчук – поэт, понимаете? Если у Шевчука забрать все инструменты и просто оставить в своем доме под Питером, то станут издавать его книжки о поэзии. Шевчук – поэт, Шевчук – художник.

- А как вы относитесь к мату?

- Отлично. Мат – это часть нашей культуры, которая доказана и подтверждена самим Пушкиным. «Бляди в кухню руки мыть кинулись прыжками». Как только вместо блядей читаем «девки» - уже не Пушкин. Или вот вам Есенин, в поэме «Пугачев» пишет про императрицу Екатерину: «Разве это когда прощается,/Чтоб с престола какая-то блядь/Протягивала солдат, как пальцы,/Непокорную чернь умерщвлять!» Это часть нашей культуры. Вопрос контекста, как ты этим пользуешься. Можно взять любое слово и его исковеркать. Вот вам, пожалуйста, пример. Глупая необразованная часть молодежи, которая ходит сейчас и везде говорит «крайний день». Просто ужасно! Я их спрашиваю: «Вы когда-нибудь читали в русской литературе «в крайний день своего пребывания в имении»? Или слышали в новостях «крайние достижения науки» или «крайние новости»? Глупо, пошло и выдает вашу неначитанность».

Конечно, мат может быть ужасным, оскорбительным, грязным до пошлости и до невыносимости. Но если с ним обращаться как с русским языком, то он великолепен.

- Что ждать в ближайшее время с вашим участием?

- Картину «Преданные» я вам уже анонсировал. Она выйдет, я думаю, к концу первого квартала. А в конце декабря должен выйти в прокат фильм «Движение вверх», говорят, что будет сумасшедший рейтинг. Я играю там эпизодическую роль. Все, сейчас уже большие роли будут редко, вырос. Надо дать дорогу молодым. А хорошая молодежь у нас есть. И мне это очень нравится. ///