- В какой момент жизни вы решили: «Все, пора открывать свое дело»?
– Еще в 1990-х я поняла, что с моим дип­ломом учителя математики найти достойную работу не смогу. Поэтому пошла учиться на экономиста. С новыми знаниями работала бухгалтером на частных предприятиях. Параллельно рожала детей, у меня их четверо. Но даже во время декретов ни на минуту не останавливалась, уходила в аудит – им можно было заниматься из дома. После этого был десятилетний период работы в «Ростелекоме». Приходишь в восемь, уходишь в пять. Когда у тебя маленькие дети и ты хочешь следить за их воспитанием, нужно менять формат работы. Так в 2014 году я открыла магазин «Спортклуб».
Уже семь лет я одеваю детей из спорта высших достижений. Все началось с того, что я водила детей на тренировки (две дочери занимались художественной гимнастикой, сын стал фигуристом) и брала с собой еду в контейнерах. Как-то говорю мужу: мол, неудобно. Вот бы рядом иметь квартиру, чтобы кормить детей. Так появилась однушка на Савельева. Но не пустовать же ей? Замутили небольшой магазинчик, продавали простую экипировку, со временем стали специализироваться на специфической тренировочной одежде и обуви для детей. Часть зоны сделали жилой: сауна, зал с чаем, мой кабинет-приемная. Это не только магазин, но и спортивный клуб. Кроме гимнастики и фигурного катания, у нас появилась одежда для бальных танцев и балета.
С 2017 года «взяла себе» Федерацию фигурного катания на коньках. А раз стала председателем, то начала углубленно изучать этот вид спорта с точки зрения науки. Когда федерация активно заработала, базу знаний получила, связь с управлениями наладила, мне стало скучно. Так я втянулась в общественную деятельность.
В 2018 году пришла с проблемой в «Единую Россию», ну и осталась там. Через полтора года стала членом Генерального совета партии, а это всего 192 человека в стране, которые определяют стратегический план развития общества, решение конкретных задач, актуальных на сегодняшний день.
- Какую проблему приходили решать?
– У нас слабо развита поддержка спорта высших достижений, а ведь это пример для массового спорта, для оздоровления людей с детства, когда ты видишь пример олимпийского чемпиона и стремишься быть на него похожим. Я сама вышла из лыжного спорта, участвовала в биатлоне и лыжных гонках, поэтому понимаю позицию «Бегу первый всегда». Без примера лучших мы не сможем замотивировать людей отложить поход в бар и пойти на стадион. Материальное положение семей таково, что на этапах спортивного совершенства многие спортс­мены отсеиваются, потому что экипировка, взносы за участие в соревнованиях довольно дорогие. Эта проблема еще не решена, но я над этим работаю.
- А когда начали заниматься благотворительностью?
– Еще в марте 2020 года за помощью восстановить деятельность «Российского детского фонда» в Кургане ко мне обратилась его председатель Наталья Семина. Обычно как это происходит? Приносишь деньги в фонд, они как-то распределяются без твоего участия, а ты чувствуешь себя хорошим человеком. Оказывается, все намного сложнее. Я ­изучала законы, знакомилась с успешными практиками коллег из Москвы и Челябинска. И вот сейчас мы поставили перед собой две задачи. Первая – создать единую базу благополучателей, разделив их на потоки по уровню благо­состояния. Вторая – дать родителям особенных детей голос, повысить их статус. Мы видим много примеров, когда такие родители попадают в тяжелую жизненную ситуацию, они теряются, не могут себя реализовать и вся их жизнь теперь заключается в «протестном» движении. Я хочу дать им реализацию. Например создать клуб, в котором сами мамы будут спикерами. Кроме них никто не представляет, как лучше ухаживать за такими детьми. Наши реабилитационные центры отлично знают, как работать с детьми-инвалидами в плане медицинского обслуживания, но я говорю про развитие, воспитание и бытовые удобства. В рамках клуба мамы смогут обмениваться позитивным опытом.
Это я выяснила благодаря тому, что десять лет являюсь волонтером в декаду инвалидов, когда мы выезжаем к детям в образах Деда Мороза и Снегурочки в рамках проекта «Сказка в дом». Им не столько важны подарки и конфеты, сколько общение и занятие интересным делом. Такие дети способны на многое. Они ограничены в возможностях, но не ограничены в желаниях.
Многие думают, что нашим идеям все рады и двери сразу открываются. Да закрываются! Для бизнеса социальная ответственность – это платформа для пиара, а обычные люди редко легко расстаются с деньгами, и они имеют на это полное право. Сейчас мы выстраиваем работу фонда на принципах открытости и публичности, заключили несколько соглашений. Ради Бога, все скажу, покажу и отчитаюсь.

- Как правило, за участием в благо­творительности стоит во многом личная история…
– Да, в благотворительность просто так никто не приходит, нет такого порыва в человеческой натуре – отдать. Туда ведет Божий промысел. Если вы когда-нибудь сталкивались с этим, то поймете меня. У меня дорога была своеобразной. После появления двух дочерей я мечтала родить сына. Получилось. Но были сложности при выхаживании, а потом у нас обнаружили элементы ­аутизма. Быть облитым кипятком – ­совсем не так больно по сравнению с тем, что испытывает родитель, узнав о диагнозе ребенка. Ты к чему-то стремился, планировал, а тут – раз, и все!
Но мы не сдаемся, и я тем более. Сперва я все изучила. Потом нашла лучшего невролога в городе, вместе мы выстроили программу реабилитации, стали использовать различные методики и аппараты, чтобы возбудить его речевой центр. Ребенку четыре с половиной года, а он не говорит. Аутисты в принципе не говорят, они погружены в себя, у них нет контакта ни на положительные эмоции, ни на конфликт.
Мы занимались в реабилитационном центре детской поликлиники, где, кроме нас, проходили восстановление дети с ДЦП, довольно сложные, с мышечной спастикой. В обычной социальной среде таких детей сразу замечают. Не плюют в них, конечно, но обходят стороной. Мой Ваня не видел разницы между обычными детьми и детьми с особенностями. Один раз он познакомился в очереди с девочкой. Он сжал ее руку и начал рисовать, раз она не может сама. И ее мама спокойна, что ребенок занят, и я.
После курса реабилитации мы проходили дополнительную терапию уколами сильнейшего препарата. И Ваня вдруг не просто заговорил, а вылил на нас все, словно он долго ждал и ему надо было все рассказать, спросить. И когда мы в очередной раз пришли в реабилитационный центр, там сидела одна девочка в коридоре, волновалась. И пока Ваня играл с ней в игрушки, он сказал ей: «Ты не расстраивайся, я же вылечился, и ты вылечишься». Каждый раз дрожь берет, когда я это вспоминаю.
Если каждого человека так настраивать, что нужно биться, бороться за каждое движение, за любой прогресс, то результат будет. Как-то раз я в образе Снегурочки уезжала от мальчика с ДЦП и напоследок сказала: «Давай, до следующего года намотай бобину». Это придумала его умница мама – накручивать моток веревки, чтобы снимать спастику руки. И до следующего Нового года он тренировался каждый месяц, так что в праздник мы даже смогли нарисовать картинку! Это сложно объяснить людям, у которых здоровые дети, что для некоторых такое простое действие – это уже большая победа.
- Вы сказали про Божий промысел. вы верующий человек? Многие, кто сталкивались с тяжелой болезнью, начинали верить в Бога или, наоборот, полностью отрицать его…
– …потому что задаются вопросом: «За что?» Я не обращаюсь каждый день к Богу, но регулярно бываю в церкви, ставлю свечи за упокой и за здравие, знаю иконы и в какой угол нужно подойти, чтоб получить ответ на внутренние вопросы. А ведь я выходец из комсомола.
Не скажу, что это самоочищение. Ведь ты очищаешься, значит, чувствуешь себя «замаранным». Церковь – это разговор: я обращаюсь к тем, кого нет рядом, к маме, бабушке. Это диалог с собой, но в стенах храма он звучит как «с кем-то». Это мое восприятие, мне так легче и проще.
Меня крестила бабушка. Баба Мария была женщиной глубокой веры, она была тем человеком, который, не навязывая, через поступки учил нас верить. До сих пор слышу бабушкины слова: «Нельзя хлебушек на пол ронять, Бог накажет». В детстве думала: «Да где он? Как он меня накажет?» Но ведь до сих пор крошечки подбираю. На Пасху бабушка всегда приносила булочку, завернутую по христианской традиции в платочек. И чувствовалось, что она идет из церкви, потому что от нее пахло свечами и миро. Когда начали ходить своими ножками, она стала приводить нас в церковь, обвязывала платками и шептала, а я прислушивалась, что она там бормочет? Она разговаривала со своей мамой. А мне было смешно и странно. Сейчас, став взрослой, точно так же прихожу в церковь и тихо разговариваю с близкими.
- Какими вы помните свои детские годы?
– У нас была многодетная семья, четверо детей. Когда ты живешь бедно, это большая цифра. Помню, что всегда хотелось есть и что мы много трудились, но для нас это не было наказанием. У каждого были свои обязанности. Я выгребала золу из печи. Представьте, маленький ребенок семи лет, ну какая печь? Потом я доила корову, а чтобы она стояла смирно и не лягалась, пела ей песни. Пою – корова стоит, слушает. Позже я стала победителем областного конкурса солистов, но всегда помнила, с чего начинала.
Были у нас и цыплята, мы их выхаживали в коробке. Я почему-то думала, что кукарекать научила их именно я, не инстинкты, а мои разговоры с ними и ласковое «ко-ко-ко». А ведь помимо домашних дел у меня было четыре школы: общеобразовательная, спортивная, художественная и музыкальная. До сих пор могу сыграть вам что-нибудь на домре. Мама говорила, что нужно успевать везде. Это сейчас: «Ой, бедный ребенок, устал, надо его разгрузить», а тогда это было в порядке вещей – насыщенный и наполненный занятиями день.
- Какие ставите себе цели на этот год?
– О работе я уже говорила. что касается семьи: средняя дочь сдает ЕГЭ, будет поступать в институт, старшая вышла замуж, только не смейтесь, но, может, наконец-то дождусь внуков, мне кажется, я захлебнусь от счастья, когда это произойдет. Дочка такая же безумная, как и я, у нее есть любимое дело и экономическое образование с двумя языками, пытается построить бизнес, но я жду от нее только внуков. От сына ждем достижений в парном катании, в прошлом году он закончил одиночное, стал кандидатом в мастера спорта, в 16 лет выше ступени пока нет. Это было решение не как мамы, а как руководителя федерации, когда ты понимаешь, что в таком формате у нас будет двойной результат. Ваню сложно было уговорить работать в паре. Но разговор получился лаконично мужским:
– Мам, надо?
– Вань, надо.
Теперь ждем результатов. А младшая дочь – наш сухарик на старости, ничем ее не грузим, наслаждаемся, что она есть.
- «Не женское это дело». О чем это для вас?
– Это о том, что женщинам приходится быть сильными. Женщина – как лошадь, которая много нагрузит на себя и скачет-скачет, такая красивая. Нагружать себя так сильно, порой даже мужскими функциями, может быть, и не надо, но если мы на это способны или есть интерес, то почему нет? История показала, что женщина способна справиться с мужскими профессиями и обязанностями, и это не делает ее мужчиной.
А в политике? Мужчины в переговорах довольно эмоциональны, взрываются и допускают ошибки. Мы же мягкостью урегулируем любые вопросы. Благодаря этим отличиям, я уверена, из мужчин и женщин получаются отличные микс-команды, где все дополняют друг друга.
- В ваш адрес такое говорили: «Не надо, не лезь сюда»?
– Было дело, говорили. Когда слышу такое, останавливаюсь и делаю передышку. Нет дыма без огня. Я оцениваю ситуацию, меняю формат работы, если нужно. Но в силу характера принципиально иду только вперед. Если мне сказали: «остановись!», я приторможу, но дойду до конца. ///