Я приехала в столицу частоозерского края через день после окончания выборов. Личные визиты и звонки с поздравлениями, журналисты с просьбами прокомментировать результаты… и Ильтяков, недовольный собой, этими самыми результатами, уставший и намотавший за рулем своего верного «лексуса» без малого пятьдесят тысяч верст за последние несколько месяцев – такая картина предстала перед моим взором.
Эта кампания была для него тяжелой. Неудовлетворенность уровнем жизни, теми реформами, которые проводит в жизнь наше государство, требует качественных изменений или (в отсутствии оных) хотя бы диалога с людьми, до которого представители власти снисходят не часто. Как и многое другое, он взял эту функцию на себя. Тут можно сказать: назвался груздем – полезай в кузов. Тоже верно, но… Надо знать Ильтякова. Этот человек, несмотря на свою публичность и то, что дословное цитирование вне контекста его жизни и деятельности часто бывает безжалостным, так и не научился быть осторожным. Он говорит в расчете, что слушающий услышит не слова, а эмоции и намерения. Ему кажется справедливым ждать оценки высказываний в контексте сделанного, с учетом поступков. Я готова признать за ним это право.
Итак, зачем я приехала? Моя цель – узнать о том, чем жило Частоозерье в тот год, что прошел с моего последнего визита, и, конечно, посетить новый завод, предназначение которого одновременно пугает и заставляет задуматься об экзистенциальном.
Балкон
Первый пункт нашего визита – всегда балкон. Это традиция. Каково же было наше удивление, когда на месте старого доброго пристанища для долгих душевных бесед и чаепитий с вареньем мы нашли современную переговорную с лаконичным и стильным дизайном, не буду даже говорить. Но мне понравилось.

Бойня
Зачем мы рождаемся? Чтобы стать перегноем и дать пищу другим видам. Из нас вырастает трава. Траву съедают коровы, мы съедаем коров. Так замыкается круг.
С начала времен ничего не изменилось. Кроме инструментария.
Вслед за Ильтяковым я прохожу путь, который скоро станет последним для сотен и тысяч животных, которые после убоя дадут жизнь тем, кто накормит потом их потомков.
– Мы сделали все, чтобы скотине было не больно, чтобы она даже не поняла, что здесь происходит. Вот сюда (он показывает на большие ворота. – прим. ред.) подъезжает машина, животные сами открывают аппарель и сами заходят в цех. Здесь им хорошо, комфортно, потому что тепло. Мы специально сделали везде теплый пол. Отсюда они стартуют и приходят вот сюда, к этому коридору. (На всем пути установлены поилки, они с удовольствием пьют.) Здесь створка автоматически открывается, звери заходят в туннель, и пневматика подталкивает их дальше, чтобы они не гуляли туда-сюда. Далее происходит оглушение, животное падает, ему в артерию вводится полый нож, и сердце само начинает откачивать кровь. Все происходит очень бережно и тихо, без страха и визга, животное спит.
– Ему правда не больно?
– Нет, оно оглушено и засыпает. Затем тушу подвешивают на конвейер, и она идет по транспортеру. В первой камере ее ополаскивают, в шпар-чане ошпаривают снаружи, чтобы щетина стала мягкой и легко выходила из шкуры. Далее туша попадает в спецмашину, где резиновые валики удаляют щетину. Затем – снова транспортер. Далее – камера, где мелкими резинками отбивается оставшаяся ворсинка. И вот уже почти чистая туша попадает в опалочную камеру, чтобы, если какая-то случайная волосинка не удалилась, ее наверняка и полностью опалили. Вспышка – и шкурка обожжена. Но и это еще не все. Мы должны быть уверены, что туша выйдет абсолютно чистой. Далее в горизонтальной камере будут дополнительно обработаны паховая часть, уши и ноздри, потом снова камера вертикальная… Далее уже идеально чистая туша проходит по транспортеру на следующие этапы: удаление кишпакета, распиловка, маркировка, последний осмотр ветврача, который ставит свое клеймо, и мясо отправляется в одну из камер интенсивного охлаждения. Здесь оно хранится, созревает и вон через те ворота отправляется на переработку. Вот так это выглядит во всем цивилизованном мире.
Удивительное все-таки существо человек! Древнее как мир действо оно превратило благодаря своему разуму в многофункциональный автоматизированный процесс, в котором нашлось место капельке гуманизма.
Механизация каждого этапа, минимальное участие человека, создание комфортных условий для всех участников этого производственного процесса… Для людей – подсобные помещения: туалеты, душевые, прачечные, столовая… Животным – бережное отношение… И для всех – компьютеризированное управление, теплые полы из сверхпрочного бетона с полимерным покрытием, исключающим антисанитарию, вентиляция и рекуперация воздуха… Все продумано до мелочей. Система: теплый пол, поднимающий вверх «плохой» воздух, – вентиляция – рекуперация – возврат тепла. Благодаря такой тщательности здесь рассчитывают не нарушать комфорт не только тех, кто внутри комплекса, но и уберечь от запахов тех, кто снаружи.
– Саша, сколько денег вы потратили на строительство этого высокотехнологичного чуда?
– Что-то около двух миллиардов. И десять лет. Почти.
– Почему так долго?
– Потому что нет в России таких компетенций. Специалисты, оборудование, проектирование – все из-за рубежа.
– Проблема была только в компетенциях или в деньгах тоже?
– И того не хватало, и другого. Мы ведь без заемных денег строили, на свои.
– Какова мощность комплекса?
– Шестьдесят голов в час – линия по убою свиней. И пятнадцать – крупного рогатого скота.
– Где возьмете столько животных?
– Уже сейчас два наших свинокомплекса могут загрузить бойню на два дня в неделю. Но мы же собираемся строить свинокомплексы и дальше. Кроме того, есть планы по разведению КРС: сейчас у нас восемьдесят голов, в июле должны были прийти еще сто пятьдесят, но нас подвели поставщики. А вообще мы рассчитываем увеличить поголовье до тысячи. Так что строились на вырост.
Вокруг Томаша столпилась внушительная группа мужчин: главная их задача на сегодня – научиться запускать технику, если вдруг откажет автоматика. Иностранец рассказывает и показывает, остальные внимательно слушают.
Остальные – это двадцать пять человек. Все – свои, местные, частоозерские. Именно они будут обслуживать огромный, больше двух тысяч квадратных метров, комплекс. Сегодня эти парни проходят подготовку и обучение. С этой целью в Частоозерье приехали долгожданные консультанты из Польши, Австрии и Болгарии. «Почему из разных стран?» – спрашиваю я Ильтякова. «Компания, которая поставила нам оборудование, – поясняет он, – австрийская, но работает по всему миру. где были свободные специалисты, оттуда и выдернули».
Мы поднимаемся на верхний этаж. здесь, под крышей, – весь инженерный процессинг. Пять зон вентиляции для разных секторов (у каждого – свой воздух), холодильная централь, рекуперация, частотный преобразователь… Все под напряжением. За всем следит и всем управляет искусственный интеллект – огромный компьютер.
– Это тоже австрийских рук дело?
– Нет, адаптация проекта и инжиниринг – наши. Пойдем дальше, покажу, где будет переработка отходов.
Рендеринг (для тех, кто, как я, не знал этого раньше) – это не только компьютерная визуализация объектов, но и глубокая переработка отходов животного происхождения. И этим самым рендерингом в Частоозерье планируют вовсю заниматься, чтобы рога, копыта и прочие не слишком востребованные в первозданном виде части тел животных превращать в полезный и нужный продукт и, как следствие, – в деньги. Что это за продукт, вернее, продукты? Жир и костная мука. Первый используется при изготовлении животных кормов, косметических изделий и в качестве теплоносителя в котлах отопления. Второй становится основой для комбикорма.
Первые шестьдесят миллионов в качестве предоплаты за оборудование уже внесли, здание, где будет стоять эта гигантская мясорубка, тоже уже готово. Осталось только дождаться поставки, смонтировать, ну и – в идеале – попасть в программу поддержки лизинга, чтобы получить энное количество миллионов в качестве возмещения, потому что денег в проект вложено немерено, а прибыль пока – только в перспективе.

Инжиниринговый центр
«Как много нам открытий чудных готовит просвещенья дух!» – только и смогла выдохнуть я, когда узнала, что все предприятия и площадки «Велеса» соединены своим «центральным» водопроводом и канализацией. Вода, добываемая из четырех скважин круглосуточно, проходит фильтрацию и подготовку и по трубам, проложенным под землей, транспортируется к местам потребления. Но и это еще не все! Стоки со всех производственных площадок попадают на собственные очистные сооружения, где огромный сепаратор разделяет органику с неорганикой. Последняя, пройдя путь: аэрационный бассейн, флотатор, декантер, песочный фильтр и ультрафиолетовый обеззараживатель, попадает на утилизацию к региональному оператору. Первая в результате неравной борьбы с живой бактерией погибает и превращается в торф, в азотное удобрение.
– Вот, понюхай! – Ильтяков протягивает мне пригоршню коричневой не самого аппетитного вида субстанции. Я с брезгливой опаской приближаю свой нос:
– Хм… Землей пахнет!
– Конечно! Я же говорю тебе: это торф, его вообще фасовать надо и продавать в пакетиках для садоводов!
Мы проходим к бассейну на второй линии. На бортике стоит стеклянная кружка. Александр зачерпывает ей воду, нюхает и протягивает мне, чтобы я убедилась:
– Смотри, какая чистая! Если приглядеться, дно видно, она прозрачная. И землей пахнет. Такой запах у дождевой воды. Она проходит через фильтры, через ультрафиолетовую лампу и, полностью обеззараженная, стекает в озеро, в котором мы разводим рыбу. Там во-о-от такие карпы плавают!
– Вы их едите?
– Конечно!
Как всегда, все по-хозяйски, надежно, рационально, с запасом и на вырост – это фирменная отличительная черта Александра Ильтякова.
– Ну скажи: фундаментально мы все делаем? – спрашивает он, ожидая одобрения.
– Супер! – только и могу выдать в ответ.
– У нас и здесь система «интеллектуальный дом» установлена, – с довольной улыбкой он ведет меня к большому сенсорному экрану. – Смотри, вот отсюда можно управлять всеми процессами, и этот же компьютер следит, чтобы не произошла какая-то ошибка. Если, к примеру, происходит «ошибка 1», сообщение приходит одному профильному специалисту. Если «ошибка 2» – другому. Если происходит что-то из ряда вон, приезжают специалисты вообще всех профилей. Ну ладно, поехали дальше!

Балкон. Итоги
Вкуснейший яблочный компот я чередую с вишневым. Расправившись с обалденным сырком, приступаю к «Тамбовскому» окороку, на очереди еще линейка деликатесов, а я чувствую, что место остается только для «Докторской». За окном уж вечер, пора бы и честь знать.
– А что у вас происходит с объемами по основному направлению? – пытаюсь вспомнить, что я журналист.
– Мы растем, но очень незначительно. Не хочется производить то, чего не будем есть сами. Например, «тушенку» по пятьдесят рублей за банку, потому что каждый, кто хоть чуть-чуть думает, понимает, что говядины в той банке нет. Но работа с сетями выстраивается именно по такому принципу: не важно качество, главное – цена. Поэтому с сетями работаем, продаем там недорогой продукт, он качественный, но не тот, что я мог бы назвать украшением. Несколько видов дешевых колбас из мяса механической обвалки, сырокопченые деликатесы в индивидуальной упаковке с большим сроком годности… А самое вкусное и аппетитное – у нас в фирменных магазинах. Такой сырокопченый продукт, который мы производим, мало кто может изготовить. С такой мортаделлой, как у нас, которая томится на минимальных температурах без варки восемь часов, тоже связываться никто не будет. У нас есть деликатесы, срок созревания которых – два-три месяца. На такие закладки средств без товарооборота мало кто пойдет. Мы сумасшедшие. Это факт. И это дает нам дополнительные преимущества. Кроме того, мы ищем способы сделать собственную розницу еще более привлекательной, вводя какие-то уникальные дополнительные продукты, которые, кроме нас, никто не производит. Для этого мы ввели пиво, оно очень хорошо идет. Для этого добавили кулинарию и овощные консервы. Компоты, соленья, варенья – все это сделано у нас по-домашнему и пользуется неплохим спросом.
– А откуда берете овощи и ягоды?
– Принимаем у населения. В этом году только вишни закупили почти семь тонн. А еще – яблоки, смородина черная и красная, крыжовник… Огурцы, помидоры, лук, чеснок…
– Вы не ленивые.
– Да, мы не ленивые) Кстати, я не сказал тебе, что у нас еще барашков восемьдесят штук бегает на территории Темляково. И вот в прошлом году, когда мы делали массовую выбраковку, накрутили замечательной тушенки из баранины. Она тоже есть в нашей рознице. А еще гусь и немалое количество рыбы в ассортименте. Ну что, как тебе «Докторская»?))
– Отлично! В белковой оболочке, с дымком – моя любимая) Никакой мортаделлы не надо)
– Это ты зря! Мортаделла – отличный продукт!
– Мортаделла – она для буржуев. А «Докторская» – самое оно, наше, родное, из детства.
– Не надо тешить себя иллюзиями)) Наша советская «Докторская» – это не что иное как немецкая Lyoner Wurst. Они родоначальники. Мы – продолжатели. ///