- Российская судебная система как самостоятельная ветвь власти, которая должна стоять вне политики, над политикой и гарантировать верховенство права как независимый механизм разрешения споров, как один из элементов конституционной системы сдержек и противовесов, вряд ли отличается от других ветвей власти. И не выделяется на фоне прочих общественных институтов, сформировавшихся в нашей стране. Она наша, российская по сути и содержанию. Проблема, пожалуй, в другом. Судебная система стоит на острие конфликта, и, оказавшись одной из его сторон, люди ожидают большей заинтересованности в справедливом разрешении дел. Если за законодательной властью стоит власть исполнительная, то за судебной нет никого, кто мог бы исправлять огрехи. Отсутствие реального разделения властей иногда приводит к ощущению, что судит власть, а не суд. И неразрешенность проблемы на этом уровне остро воспринимается всеми. Объективности ради хочу отметить, что в моей практике было много справедливых судебных актов.
Относительно Алексея Навального и Америки – не знаю. Могу предположить, что его политическая судьба могла быть менее тернистой, а реакция властей на несанкционированные действия – более жёсткой.

- Речь идет о применении своего усмотрения только в оценке доказательств, но не в толковании закона, который необходимо применять ровно так, как он написан. Любые отхождения во втором случае – судебная ошибка, и она должна быть исправлена вышестоящими инстанциями. А «оценка доказательств» означает рассмотрение обстоятельств, документов с точки зрения полноты, достоверности, смыслового содержания. Здесь судье дается определенная свобода, чтобы он мог оценить ситуацию по-человечески, разобраться в том, что произошло между сторонами, исходя из своего опыта. Для меня эта норма созвучна с присягой, которую судьи дают, вступая в должность, – они обязуются при рассмотрении дел руководствоваться законом так, как им велят долг и совесть. Судья собирает реальную картину происходящего, руководствуясь внутренней оценкой. Соотнеся получившееся с нормами права, он должен вынести решение, претендующее на статус законного, обоснованного и не подлежащего отмене. Судья презюмируется как человек с большим жизненным опытом, на который можно полагаться. Именно поэтому людям, претендующим на эту должность, предъявляют повышенные требования при назначении и на протяжении всего срока исполнения обязанностей. Чтобы обеспечить применение этой нормы и чтобы ни у кого не возникало даже тени сомнений в том, что, проявляя усмотрение, судья будет опытен, независим и мудр.

- К сожалению, давления меньше не стало, изменилась лишь его суть. Силовые органы по сравнению с прошлыми годами несколько снизили свою активность и гораздо меньше вмешиваются в деятельность бизнеса. Однако, как и раньше, они остаются достаточно эффективным инструментом «воздействия» на бизнес с целью решения определенных задач, которые не входят в компетенцию правоохранителя. Речь идет о ситуациях, когда силовые органы решают или пытаются решить вопросы, в которых могут быть заинтересованы третьи лица. Например, квалификация в качестве мошенничества действий предпринимателя, который поставил некачественный товар.
Аналогичное вмешательство проявляется также в земельном и корпоративных направлениях, когда один из участников спора имеет возможность, как это принято говорить, использовать административный ресурс. Очень часто силовые структуры используются как инструмент, обеспечивающий доступ к внутренней информации компании, – в ходе оперативных мероприятий изымается вся бухгалтерская отчетность, а также иные документы и носители информации, в которых имеется интерес. Даже если удается защититься от возбуждения уголовного дела, изъятая информация может попасть в третьи руки.
Среди надзорных органов самую большую активность, как и раньше, проявляет прокуратура. Так, если в 2015 году мы защищали интересы бизнеса в спорах с прокуратурой пять раз, то с сентября 2016-го нам уже удалось поработать в четырех спорах с надзорным органом. Прокуратура все чаще и чаще «входит» в любые, даже самые «непроходимые» с точки зрения закона и судебной практики споры и избирает способы защиты права, рациональность и эффективность которых вызывают сомнения.
Особую озабоченность вызывает то, что отношение судебной системы к прокуратуре можно назвать «родственным». Порой это лишает процесс какой-либо состязательности.
Наконец фискальные органы. Здесь налицо явное усиление воздействия на бизнес. Налоговый орган вводит новые системы и методики, позволяющие как выявлять, так и доказывать обстоятельства, позволяющие обеспечить пополнение бюджета.
Говорить о диалоге с государственными структурами сложно. Сложившийся подход в их работе не позволяет отказаться от избранного, пусть и порочного, пути взаимодействия с предпринимателями. Даже если требование или иск государственного органа выглядит совершенно глупо, последний дойдет до крайней судебной инстанции и предпримет все возможные меры, чтобы его требования были удовлетворены, в том числе и такие, которые могут повлиять на текущую хозяйственную деятельность. Например, обеспечительные меры в виде ареста счета или запрета совершения регистрационных действий с недвижимым имуществом.
Соответственно, если бизнес «попал» в спор с государственным органом, договариваться бесполезно. Единственный путь – защищаться и доказывать свою правоту. С силовыми структурами говорить о каком-либо диалоге бессмысленно в принципе.

- Действительно, споры налогоплательщиков с налоговыми органами, в которых основанием для доначислений являются сделки с номинальными контрагентами, до сих пор остаются самыми распространенными. И представлять интересы налогоплательщика по данной категории дел с каждым годом становится все труднее.
На мой взгляд, сложность доказывания состоит в том, что сейчас федеральная налоговая служба, а вслед за ней и вышестоящие суды (суды округов, Верховный суд, то есть те суды, которые формируют судебную практику) заставляют «играть» налогоплательщика вслепую, не давая ему четких критериев того, какой набор действий совершить, чтобы доказать налоговому органу, что он проявил необходимую степень должной осмотрительности и не мог знать о том, что контрагент относится к категории «номинальных».
В свое время Высший арбитражный суд попытался уйти от оценочных категорий в налоговых спорах и дал четкие критерии, которые свидетельствуют о непроявлении налогоплательщиком осмотрительности при выборе контрагента. Постановление ВАС РФ от 2006 года о необоснованной налоговой выгоде стало определяющим при рассмотрении налоговых споров, многие из которых стали разрешаться в пользу налогоплательщика.
Два кризиса и, как следствие, необходимость пополнения бюджета любыми силами скорректировали и судебную практику: вновь появились оценочные категории, более того – их различные степени (должная осмотрительность, необходимая степень должной осмотрительности).
На практике это приводит к широким возможностям для судейского усмотрения, а это значит, какие бы доказательства ни представил налогоплательщик, суд все равно может посчитать их недостаточными.
Опять же говорить о том, что суды (применительно к данным спорам) априори настроены в пользу государственного органа, не всегда справедливо. Многие налогоплательщики ошибочно занимают позицию, которая сводится только к критике доказательств, которые собрал налоговый орган. Это в корне неправильно. Налоговый орган собирает доказательства по отработанной методике, с которой, безусловно, знакомы судьи, рассматривающие такие дела. К тому же судебные акты находятся в свободном доступе, и любой интересующийся может составить представление о том, какие доводы обычно приводит налоговый орган и какие стандартные возражения приводят налогоплательщики. Так вот: чем больше доказательства, собранные налогоплательщиком, будут отличаться от «стандартного набора», тем выше шансы на победу.
Встречаются дела, в которых налогоплательщику удается убедить суд в проявлении должной степени осмотрительности, но в этих делах налогоплательщик в ответ на стандартный набор доказательств налогового органа давал критерии в судебном акте, которые стали определяющими при рассмотрении налоговых споров.

- Конечно, каждый адвокат, который выходит из того или иного процесса, дает внутреннюю оценку судье. И, я думаю, тот, кто говорит, что не испытывает претензий или нареканий к судье, вынесшему решение не в его пользу, лукавит. Все равно испытываешь разочарование, когда судья не поддерживает, и внутри хочется его покритиковать. Но со временем эти яркие впечатления и деление судей на хороших или плохих проходят. Когда действительно понимаешь мотивы, читая решения, либо как-то свыкаешься с ситуацией.
Если говорить о моих ощущениях, не привязанных к обстоятельствам конкретного дела, то в последнее время у меня сформировалось представление о том, что «плохим» является судья прежде всего равнодушный. С таким я бы не хотела встречаться в процессах. Я понимаю, нагрузка располагает к тому, что для кого-то работа превращается в отбытие долга, рутину. Поэтому и проникаюсь уважением к людям, считая их действительно хорошими, когда они находят силы и желание разобраться, проявляют искренний интерес и в ворохе дел умеют поймать индивидуальность спора. Где-то они могут быть эмоциональны, пристрастны, но если это чувствующие, думающие люди, они пойдут вместе с тобой в исследовании доказательств, фактов. С таким откликом можно работать в процессе. Страшнее всего равнодушие. И именно этот критерий: безучастность или вовлеченность – в конечном итоге имеет больше смысла для правосудия, а не наличие/отсутствие отмен, что является показателем профессионализма в судебной системе.